Вузы российских регионов в условиях гражданского противостояния (1917—1920)

Рассмотрен процесс формирования вузовской сети, кадрового состава, особенностей учебного процесса, практики выживания вузов российских регионов в условиях частых смен власти, массовой миграции столичного населения в годы гражданского противостояния 1917—1920 гг.

Ключевые слова: гражданская война, вузы, образовательная политика, кадры, учебный процесс, практики выживания.

В течение многих десятилетий сюжеты, связанные с культурной составляющей эпохи революции и гражданской войны, либо отсутствовали, либо сводились к большевистским преобразованиям. Советской историографией формировалось устойчивое представление о «рожденных Октябрем» вузах в регионах и на национальных окраинах бывшей Российской империи.

За последнее время созданы труды по истории отдельных высших учебных заведений, истории научной интеллигенции, в которых период гражданского противостояния представлен достаточно подробно. Расширилась источниковедная база в результате облегчения доступа к «контрреволюционным» архивным фондам и периодической печати, изданиям русского зарубежья. Опубликованы мемуары и дневники отдельных ученых — непосредственных участников вузовского строительства тех лет (В.И. Вернадский, Г.В. Вернадский и др.). Все это открывает широкие возможности реконструкции основных тенденций развития высшей школы в регионах, значительную часть времени находившихся под властью антибольшевистских режимов.

Как грибы после дождя

Изменение географии российского высшего образования началось еще в годы Первой мировой войны в результате эвакуации вузов с западных территорий. В Саратов осенью 1915 г. был частично эвакуирован Киевский университет. В Ростов-на-Дону переехал Варшавский университет (до этого в одном из крупных коммерческих центров России не было ни одного научно-учебного заведения), несколько месяцев в этом же городе располагалась эвакуированная Киевская консерватория во главе с Р.М. Глиэром. На основе Варшавского политехникума был создан Нижегородский политехнический институт (1917 г.). Этот список можно продолжить.

Перспектива эвакуации крупных университетов, правительственные проекты организации новых вузов стимулировали соперничество российских городов за право стать университетским / вузовским центром. По инициативе общественности, органов городского самоуправления создавались соответствующие структуры, составлялись аргументированные ходатайства с обоснованием необходимости подготовки в регионе кадров высшей квалификации, подтвержденные наличием материальной базы.

Появление новых вузов, факультетов, кафедр в российских регионах вызвало переезд туда столичных молодых ученых, надеявшихся на быстрое получение профессорских должностей и возможность возглавить кафедры.

С началом гражданской войны процесс перемещения научных сил из столиц многократно усилился.

Как отмечали историки В.Г. Рыженко и В.Ш. Назимова, временные социокультурные сообщества периода 1914 — начала 1920-х гг. воздействовали на духовные и материализованные компоненты структурно-цивилизационного ландшафта городов. Чрезвычайность ситуации концентрировала местные и пришлые культурные силы вокруг реализации проектов по созданию новых ячеек социокультурной инфраструктуры [1].

Наиболее бурно процесс открытия новых университетов проходил в 1918 г., когда, по данным А.И. Авруса, было создано 16 государственных университетов, в т.ч. Нижегородский — на базе политехнического института, Воронежский — на основе приехавших 80 преподавателей и 800 студентов из Юрьевского, Ярославский — преобразованный из Демидовского лицея, Самарский — из пединститута и др. [2. C. 45].

В 1918—1919 гг. вузы активно создавались на несоветских территориях, куда массово мигрировали не только ученые, но и потенциальные студенты.

Появились: Таврический университет в Симферополе, Украинский — в Киеве, Екатеринославский, Иркутский, Тифлисский, Астраханский университеты; политехнические институты в Одессе, Владикавказе, Екатеринодаре; сельскохозяйственные вузы в Одессе, Омске и Ставрополе; коммерческий и археологический институты в Ростове-на-Дону; академия искусств в Киеве и др.

«Как грибы после дождя» множились консерватории. Их создание оказалось делом особенно рентабельным, т.к. не требовало больших денежных вложений. Музыкальные вузы возникали либо на основе старых музыкальных училищ, либо в результате отпочкования от действующих консерваторий. В итоге обычной становилась ситуация, когда в городах, где несколько лет назад имелось только музыкальное училище, теперь работали сразу два высших музыкальных учебных заведения (Киев, Екатеринодар, Тифлис, Ростов-на-Дону, Харьков, Одесса).

Здесь политехникума два

Открыли аудитории.

А если правильна молва,

И две консерватории [3].

Так комментировал ситуацию С.Я. Маршак (писавший под псевдонимом Д-р Фрикен), в годы гражданской войны бывший ведущим фельетонистом екатеринодарской газеты «Утро Юга».

В городах возросло число студентов и особенно студенток (юноши и девушки теперь обучались совместно). В новых вузовских центрах впервые появились студенческие организации, студенческая пресса; стали проводиться студенческие вечера. Городские власти озадачивались выбором участков для строительства вузовских зданий, обсуждали проекты вузовских городков.

Свободное пространство для инициативы

Образовательная политика в условиях политической нестабильности, частых смен власти отличалась своеобразием. Ученые в большей степени, чем когда-либо, выступали в качестве субъекта этой политики. Речь идет не только о тех, кто входил в правительства или органы управления образованием различных режимов (М.С. Грушевский, Д.И. Багалей, Э.Д. Гримм, Н.П. Василенко, А.Д. Билимович, Н.И. Никифоров, И.А. Михайлов и др.), но и об основной массе ученых. Их активная позиция была детерминирована борьбой за собственное профессиональное и физическое выживание в экстремальных условиях.

Историк науки Э.И. Колчинский справедливо отмечает: действия несоветских правительств в области науки и образования «в лучшем случае были случайными», что «оставляло свободное пространство для инициативы ученых и местных групп энтузиастов, которые получили возможность реализовать давно существовавшие планы» [4. C. 395]. Однако важно и то, что тесное взаимодействие ученых с властными структурами, инициативы и приоритеты (социальные, экономические, идеологические) этих структур серьезно воздействовали на ситуацию в сфере науки и образования.

В правительственных учреждениях практические всех режимов имелись органы управления образованием: министерства / управления / ведомства / отделы / комиссариаты народного просвещения. Структура их была различной и достаточно подвижной. Как правило, имелись отдел, отделение или секция для руководства высшей школой или высшими и средними профессиональными учебными заведениями.

Руководители ведомств народного просвещения и их отделов менялись достаточно часто даже в рамках одного режима. Однако большинство из тех, кто отвечал за высшую школу, до революции преподавали в университетах. И основная работа по организации вузов, обеспечению их деятельности легла на плечи профессуры.

Факты

Дочь выдающегося ученого, изобретателя телевизионной связи Б.Л. Розинга вспоминала: «Папа, конечно, не сидел без дела, кое-что писал и думал, чем бы ему заняться. Ему пришло в голову начать организацию в Екатеринодаре[1] высшего технического учебного заведения, которого там до сих пор не было, используя свой опыт работы в Женском политехническом институте. Он правильно учел, что в Екатеринодаре скопилось много опытных инженеров, местных и приезжих, было даже несколько столичных профессоров, томившихся без дела, а также много молодежи, окончившей школы в этом году и никуда не смогших поехать для продолжения образования, да и многие студенты вернулись домой из Москвы и Петрограда» [5. C. 83].

Руководство и преподаватели вузов пытались обеспечить их привычную, как в мирное время, деятельность. В обычном режиме проходили заседания ученых советов. Приглашались профессора и доценты из других городов, как по конкурсу на постоянную работу, так и для чтения небольших курсов. В связи с условиями военного времени и территориально-административными изменениями вузы обеспечивали приглашенных документами за подписью официальных лиц из руководства режима, необходимыми для пересечения границ, въезда в тот или иной город.

Многие избранные по конкурсу преподаватели, однако, не доезжали до места назначения. В автобиографиях и мемуарах они объясняли это разрухой, расстройством железнодорожного сообщения, начавшимися военными действиями и др. В действительности же главной причиной являлось установление советской власти. Решение о смене направления принималось почти молниеносно. Важную роль в принятии подобных решений играла переписка с коллегами, не прекращавшаяся даже в экстремальных условиях.

Вообще, в годы гражданской войны ученые нередко переезжали из одного университетского города в другой, не задерживаясь на одном месте больше учебного года. Имели место случаи эвакуации университетов в тыл белой армии: Казанского в сентябре 1918 г. и Пермского летом 1919 г. в Томск и др.

Факты

Уникальным можно назвать кадровый состав региональных вузов. Автор опубликованной «по горячим следам» статьи о науке в годы гражданской войны, биолог П. Гальцов писал, что университеты и политехникумы были «в большинстве случаев крайне бедно обставленные, но иногда богатые такими именами, которым мог бы позавидовать любой западноевропейский университет» [6. C. 27].

Например, в созданных в 1918 г. политехнических институтах Екатеринодара работали бывший начальник Кронштадтского морского инженерного училища, математик А.И. Пароменский, упомянутый выше Б.Л. Розинг, заслуженный профессор Петроградского технологического института Б.М.  Коялович, заведующий кафедрой керамической технологии Петроградского технологического института, редактор журнала «Сельское огнестойкое строительство» А.М. Соколов, бывший ректор Петроградского политехнического института А.А. Радциг, математик, автор многократно переиздававшихся школьных задачников Н.А. Шапошников, заслуженный профессор Петроградского политехнического института, автор первой в России книги по паровым турбинам Г.Н. Пио-Ульский и др.

В молодом Иркутском университете преподавали профессор, доктор философии Кенигсбергского университета, известный египтолог И.Г. Франк-Каменецкий, лингвист А.М. Селищев, впоследствии член-корреспондент академий наук СССР и Болгарии, один из крупнейших русских славистов XX в.

Множество известных ученых, среди которых видные представители дореволюционной академической и вузовской науки (В.И. Вернадский, Д.В. Айналов и др.) и будущие советские академики (Н.М. Крылов, И.Е. Тамм, Н.К. Гудзий, Б.Д. Греков и др.) работали в Таврическом университете.

Среди преподавателей вузов были и женщины. Учитывая, что подобная практика была новой, данные факты специально отмечались в прессе. Так, газета «Одесский листок» за 20 сентября (3 октября) 1919 г. сообщила об избрании приват-доцентом Новороссийского университета К.В. Флоровской: «Госпожа Флоровская — первая женщина на историко-филологическом факультете, которая будет читать лекции».

Учебный процесс в чрезвычайных обстоятельствах

Наличие высококвалифицированных преподавателей было необходимым, но недостаточным условием нормального функционирования вузов. Новые вузы арендовали помещения подчас малопригодные для занятий, спешно закупали оборудование. Учебники исчислялись единицами, что создавало трудности с подготовкой к экзаменам. Руководство вузов (особенно только что образованных) обращалась за помощью к общественности, закупало или принимало в дар книги из частных собраний.

В короткие сроки разрабатывались учебные планы, писались и издавались или переиздавались учебники (по ходу вырабатывались механизмы защиты авторского права в ситуации гражданской войны). В переиздании учебников иногда участвовали студенты, предоставляя в типографию записанные собственноручно аккуратным почерком лекции преподавателя. Они копировались с оригинала.

В рекламных объявлениях вузов подчеркивалось, что основой учебного процесса будут программы самых известных высших учебных заведений Москвы и Петрограда, а организация его будет качественной. Обязательства перед студентами в целом выполнялись, но с поправкой на чрезвычайные обстоятельства. Из-за холода даже в южных городах первый семестр заканчивался раньше, а второй начинался позже; в самые холодные дни занятия не проводились.

Преподавание в вузах, как правило, давало освобождение от военной службы. В архивах сохранились многочисленные ходатайства советов вуза об освобождении от мобилизации или об отзыве с действительной военной службы молодых преподавателей. При советской власти преподаватели вузов, как правило, освобождались от мобилизации, окопных работ, конфискации.

Советы вузов решали вопросы о предоставлении профессорам заграничных командировок; на это требовалось и согласие ведомств народного просвещения. Вероятно, даже на уровне факультета вопрос о зарубежных командировках решался коллегиально.

Факт

Свидетельство тому — документ, исходящий от декана физико-математического факультета Донского университета: «Циркулярно. Г.г. членам факультета. Прилагая при сем прошение приват-доцента Д.И. Иловайского о командировании его с научной целью за границу на 4 месяца без денежного пособия, покорнейше прошу г.г. членов факультета высказаться на сем же о своем согласии или несогласии» [7]. На документе имеется множество положительных резолюций с подписями членов факультета. Декан, получив одобрение коллег по факультету, писал ходатайство в совет университета, а совет в соответствующее ведомство[2].

Как и до революции, в вузах строго контролировалось совместительство. Преподаватели регулярно представляли сведения о дополнительном месте службы (как правило, они работали в других вузах, гимназиях, исследовательских организациях, ведомствах просвещения, промышленности, путей сообщения, финансов, издательствах, органах пропаганды), размерах жалованья в каждом учреждении.

Площадкой для апробации новых идей и обмена опытом являлись научные общества. В 1918 г. историк Г.В. Вернадский, говоря о задачах Общества исторических, философских и социальных наук при Пермском университете, подчеркивал его возможности для самоорганизации «в тяжелое и смутное время, неблагоприятное для мирной научной работы» [8. C. 113]. За полгода было проведено 12 (!) заседаний общества.

При молодом Таврическом университете, по данным историка С.Б. Филимонова, существовали пять обществ: математическое, хирургическое, педагогическое, изучения музыки, философии, истории и социологии [9. C. 44]. Математическое общество возглавлял будущий академик АН СССР Н.М. Крылов, среди его молодых членов был И.Е. Тамм — впоследствии лауреат Нобелевской премии.

На голодном пайке

Несмотря на активную профессиональную деятельность, профессорско-преподавательский состав вузов, как и большинство населения, испытывал материальные трудности.

При многократном росте цен на предметы первой необходимости надбавка на дороговизну к преподавательскому жалованью «не делала погоды». Профессора Донского университета, например, отмечали, что стоимость продуктов с августа 1918 г. (времени установления прежних ставок) по март 1919 г. возросла в 100-400 раз и имеющиеся 40—60% надбавки не могут исправить ситуацию [10. C. 324]. Индексация жалованья не успевала за инфляцией в Сибири, Украине, других регионах. Вопрос о повышении жалованья был одним из часто встречающихся на заседаниях ученых советов вузов в 1918—1920 гг. Регулярно в компетентные органы различных режимов подавались обновленные сметы.

Многие вынужденно отказались от привычного рациона, предметов быта и довольствовались тем, что можно было достать или обменять на рынке (хотя последовать примеру тех, кто продавал последний костюм, рубашку, пару обуви, преподаватели вузов не могли себе позволить). Самостоятельная стирка белья, «доставание» и «добывание» продуктов вошли в повседневный быт профессуры.

Проблема преодоления продовольственных трудностей иногда решалась совместно, в рамках целенаправленной деятельности университетов. Создавались фермы, где разводили птиц, свиней, кроликов, крупный рогатый скот.

Не обошлось и без «ярлыков»

Практически все вузы декларировали свое существование на началах широкой академической свободы. Принцип автономии в различных его проявлениях фиксировался в учредительных документах и уставах вузов.

Дебаты о демократизации внутренней жизни вузов не прекратились, но отошли на второй план. Время от времени на заседаниях советов поднимались вопросы об участии младших преподавателей в выборах ректора и профессоров, участии студентов в советах профессоров и собраниях факультетов. В советские периоды демократизация вузовской жизни трактовалась еще шире, вплоть до преподавания курсов силами студентов.

Насущным вопросом вузовского строительства в Украине, особенно в периоды Центральной Рады, Гетманщины и Директории, была украинизация. Украинизировать ли только новые или все вузы, основывать ли повсеместно кафедры украинской истории и украинской филологии — эти и другие вопросы рассматривались как на уровне министерства народного просвещения, так и съездов профессоров и преподавателей высших государственных и частных учебных заведений украинских городов. Смены власти означали изменение (иногда радикальное) подходов к языковой политике и сводили на нет меры прежних правительств.

Высшие учебные заведения рассматривались всеми без исключения властями как учреждения не только образовательные, но и воспитательные. Большое значение придавалось политической ориентации студенчества. Донским вузам в 1918—1919 гг. присваивались имена героев антибольшевистского движения (Донской университет имени помощника войскового атамана М.П. Богаевского, Донской политехнический институт имени войскового атамана А.М. Каледина). Студентам, в основном участникам боевых действий, выделялись стипендии А.М. Каледина, М.П. Богаевского, В.М. Чернецова. Студенты Кубанского политехникума по распоряжению краевого правительства получали стипендии имени Л.Г. Корнилова, А.П. Филимонова — атамана Кубанского казачьего войска, Н.С. Рябовола — борца за «кубанскую самостийность», председателя законодательной и краевой рад, убитого в июне 1919 г., Ф.А. Щербины — историка казачества и политика и др. [11].

Слияние вузов

В периоды советской власти общей тенденцией было стремление не только к огосударствлению, но и к объединению вузов, что способствовало экономии средств и облегчению контроля над учреждениями высшего образования. Преподаватели пытались противостоять слиянию вузов, осознавая, что неизбежным следствием этого будет сокращение штатов, лабораторий, увеличение учебной нагрузки в ущерб научной работе. Пагубные последствия обосновывались в многочисленных докладах и воззваниях. В эти же периоды, руководствуясь прежде всего утилитарными соображениями, вузовская профессура выступала с лекциями перед рабочими и солдатами. В повестку дня ученых советов включались вопросы типа «о способах возбуждения интереса к высшей школе в трудящихся массах».

В обстановке частых смен власти вузы оказывались в сложном положении. Практика «навешивания ярлыков» («красный», «деникинский», «гетманский» и др.) была повсеместной. Вузам припоминались прошлые политические «грехи», коих было немало. Это и приветствия в адрес белогвардейского / красноармейского командования, и сбор средств в фонд помощи армиям, и антисоветские обращения и акции протеста, и участие профессоров в вооруженных силах какой-либо из противоборствующих сторон, и избрание политиков (Деникина, Колчака, Врангеля) своими почетными членами. Учебным заведениям грозили отказом в правительственном финансировании, реквизицией помещений или вовсе упразднением. Однако, как правило, достигался какой-то компромисс.

Заключение

Оценка образовательных инициатив ученых и властных структур в эпицентрах гражданского противостояния была дана в журнальных публикациях начала 1920-х гг., когда жесткая идеологическая линия в оценке недавнего прошлого еще не была возведена в абсолют. Корреспондент журнала «Наука и ее работники», печатного органа Комиссии по улучшению быта ученых в Петрограде, Д. Павлов констатировал факт «обогащения» Северного Кавказа научными учреждениями и вузами «за время оторванности от Центральной России» и выделил факторы, обусловившие этот парадокс. Среди них «давняя вопиющая нужда в своих рассадниках и очагах науки», «связанный с революционными переживаниями духовный подъем», гражданская война («молодому поколению за невозможностью пробраться в центр, негде было учиться»), а также «похвальная отзывчивость» властей: советской, казачьей, добровольческой.

Д. Павлову вторил из Берлина упомянутый выше П. Гальцов, подчеркнувший подвижничество научной интеллигенции: «Разбросанные по громадному пространству европейской и азиатской России, в крайне тяжелых материальных и моральных условиях, часто без книг и лабораторий, русские ученые не только сохранили какое-то, я бы сказал инстинктивное, стремление продолжать свою научную работу, но наперекор разбушевавшейся народной стихии, обуянной стремлением к разрушению, проявили творческий порыв и покрыли Россию сетью выросших, как грибы, новых университетов, политехникумов и других высших учебных заведений» [6. C. 27].

Ставка ученых на продолжение в любой ситуации научной и преподавательской деятельности способствовала поступательному развитию высшего образования в кризисном социуме.

Большинство вузов, возникших в условиях революции и гражданской войны в российских регионах, в дальнейшем выжило, несмотря на то что многие стоявшие у их истоков ученые эмигрировали или возвратились в Москву, Петроград, другие крупные города.

Литература

1. Рыженко В.Г., Назимова В.Ш. Временные социокультурные сообщества в экстремальных условиях российской истории ХХ века // Гуманитарное знание: Серия «Преемственность». Ежегодник Омского государственного педагогического университета. — Вып. 2 за 1998 г. — Книга 1. Исторические исследования. — Омск, 1998. — С. 130—152.

2. Аврус А.И. История российских университетов: Очерки. — М., 2001.

3. Д-р Фрикен. Кубанский дуализм // Утро Юга (Екатеринодар). — 1919. — 14 (27) февр.

4. Колчинский Э.И. Наука и гражданская война в России // Наука и кризисы. Историко-сравнительные очерки. — СПб., 2003. — С. 291—334.

5. Твелькмейер Л.Б. Мой отец и его окружение // Нестор № 12. Журнал истории и культуры России и Восточной Европы. Русская жизнь в мемуарах. Из семейных архивов. — СПб., 2008. — С. 11—142.

6. Гальцов П. Русская наука и ученые в Крыму (1917—1920 гг.) // Новая русская книга (Берлин). — 1922. — № 1. — С. 27—31.

7. Государственный архив Ростовской области. — Ф. 527. — Оп. 1. — Д. 426. — Л. 47.

8. Селянинова Г.Д. Деятельность общества исторических, философских и социальных наук при Пермском университете в 1918 году // Гражданская война на востоке России. — М., 2003. — С. 113—119.

9. Филимонов С.Б. Интеллигенция в Крыму. — Симферополь, 2006.

10. Педагогическая мысль (Ростов-на-Дону). — 1919. — № 4.

11. Государственный архив Краснодарского края. — Ф. Р-6. — Оп. 1. — Д. 179. — Л. 184, 233, 321.