Философия аксиологии образования. Часть вторая. От истоков духовности к будущему

 

Ключевые слова: образование, ценности, инвариантные, вариативные, национальные начала образования, духовность, норма и патология в образовании, фундаментальные человеческие константы.

 

Принципиально иная аксиология приходит в мир с утверждением более чем странных и невообразимых ранее ценностей так называемого Нового времени в Европе — ценностей XVI—XVII вв. Что более всего печально — эти новоевропейские ценности господствуют до сих пор, в т.ч. у нас, в России.

С точки зрения аксилогии, ценности нашего XX  в. — это по?прежнему ценности именно XVI—XVII вв. С точки зрения аксиологии XXI в. ничем не отличается от XVI—XVII вв., этого самого европейского Нового времени. Именно в этом «долголетии» новоевропейских ценностей многие ученые сегодня видят главную причину общесистемного цивилизационного кризиса мира — кризиса, который может стать губительным для человечества.

Что же это за ценности Нового времени, идущие с Запада вот уже несколько веков, которые столь губительны для всех, в т.ч. для России?

 

 

Есть много замечательных исследований историков, культурологов, философов Нового времени. Выстроить аксиологию вообще и аксиологию образования в частности, этого до сих пор продолжающегося периода развития человечества, не представляет никакого труда.

Новое время — это, прежде всего, так называемая антропология недоверия[1]. Что это такое?

Космический человек античности, религиозный человек средневековья — человек слабый, непоследовательный, грешный, но все же он ближе к небесам, свету, Богу, а не к тьме, подземелью, дьяволу. Совсем другой человек конструируется деятелями Нового времени — учеными, художниками, политиками, философами. Новое время выносит вердикт недоверия человеку. Формула Нового времени по отношению к человеку проста и сурова: человек изначально плох; по выражению английского ученого Уильяма Харви, «человек есть большая опасная обезьяна», которая сродни именно дьяволу, но никак не Богу. Таким образом, Новое время превращается в эпоху игр и союза с дьяволом. Теперь мир принадлежит новым героям, природа и аксиология которых порочна изначально; мир принадлежит только тем, кто может лгать и предавать, способен на преступление и порок. И все это якобы совершенно неизбежно, ибо такова естественная природа человека, и она другой принципиально быть не может.

Но как же тогда жить в таком мире — мире зла, порока, ненависти, подлости? Мыслители Нового времени буквально превзошли все мыслимые и немыслимые пределы изворотливости и интеллектуальной извращенности, лишь бы сохранить центральный тезис об изначально плохой (злой) природе человека, которая, с их точки зрения, вовсе не мешает человечеству двигаться вперед. Более того, развитие человека и общества — в целом светлое и позитивное; как это ни парадоксально звучит, оно вырастает именно из темной и плохой материи реальных человеческих душ, реальных страстей и желаний в целом падшего человеческого существа.

По мысли конструкторов Нового времени, любое позитивное общественное начало — результат переделки, трансформации принципиально негативного в человеке. Такая новоевропейская теория — прямое оправдание порока, всего низменного в человеке.

Чего стоят только абсолютно дерзкие попытки Гоббса, Мандевиля, Макиавелли вывести следующую формулу: негодяи и честолюбцы, безумцы без меры и узды — вот кто может на самом деле быть полезным для общества. Такова аксиология Нового времени: дурное в человеке якобы является источником хорошего в обществе, пороки отдельных людей — благодать общества, двигатель его поступательного развития. Стоит ли сегодня удивляться бездушию и аморальности современных рыночных и демократических начал, сплошной войне всех против всех ради наживы, алчности, других сомнительных ценностей общества, в т.ч. российского? Они оттуда — из Нового времени, из так называемой культурной Европы.

Аксиология Нового времени продолжает господствовать, продолжает работать на разрушение цивилизации. Не видно никаких серьезных усилий политиков, ученых, государств освободиться от этой ценностной парадигмы, где в качестве ценностей выбраны на самом деле их антиподы — анти-ценности в форме наживы, порока, лжи, разнузданной свободы как вседозволенности, всесилия грубой физической силы и насилия.

 

 

Заметим, что у ценностных начал человека и общества есть еще одно крайне важное свойство, непосредственно относящееся к теме данного исследования, а именно: ценностные начала задают направленность социальных изменений в ту или другую сторону.

Если за ординар выбрать то направление социальной динамики, которое способствует эмансипации человека, проявленности его полноты и духовности, тогда противоположное направление может трактоваться как анормальное, неправильное, аномальное. Иначе говоря, социальные процессы и явления всегда имеют свою ценностную направленность. Как в природе действует второй закон термодинамики, характеризующий направленность природных процессов, определяемых динамикой изменений энтропии, точно так же в обществе действует закон ценностной направленности социальных процессов, определяемых динамикой изменений ценностных начал общества — социального аналога естественнонаучного понятия энтропии.

Исходя из только что полученного результата, можно вполне определенно и обоснованно говорить о норме и о патологии процессов развития общества, функциях и дисфункциях социального. Еще раз обратим внимание на то, что после научных исследований М. Вебера стало окончательно ясно: первичны именно ценностные изменения; все другие, в т.ч. экономические, политические, институциональные — вторичны, зависимы от ценностных изменений в любом социуме.

Первичны убеждения, нормы, принципы людей, а вовсе не пресловутые производственные отношения, экономические интересы, выгода и др. М. Вебер решительно порывает с экономизмом, «экономическим империализмом», и, на наш взгляд, именно этот прорыв открывает новые горизонты и возможности для науки, в т.ч. в отношении проблем образования.

К аналогичным выводам пришли представители Баденской (Фрейбургской) школы Виндельбанди, особенно Риккерт. Главная ошибка человеческого отношения к миру, по Риккерту, в том, что используемое понятие о мире слишком узко, не выходит за пределы действительного бытия, являющегося лишь малой частью мира, который включает еще и ценностные начала человека. По Риккерту, понять мир — значит найти способ соединения, с одной стороны, самой действительности, с другой — ценностей[2].

Мир как единство действительности и ценностей — принципиально важная формула для предмета нашего исследования. В теории социальных изменений А. Турена и Ж. Баландье признается, что индустриальное общество находится в состоянии глубокого системного кризиса: это проявляется прежде всего во всеохватывающем кризисе ценностей. Кризисное состояние общества чревато социальными потрясениями и разрушительными деформациями, и в этих условиях крайне важно защитить, адаптировать, сохранить и развить те элементы, ценности социальной системы, которые называются коллективным поведением.

Опираясь на него, общество должно само расширять свою практику самоизменений в нужных ему направлениях, сознательно программировать и конструировать ту социальную реальность, которая отвечала бы запросам господствующих в нем ценностных начал. Иначе говоря, Турен призывает перейти к практике социального конструирования и строительства того общества, в котором будет большая доля волевых и интеллектуальных усилий по созданию достойных социальных условий жизни и деятельности всех людей на основе общих коллективных социальных действий и таких же социальных ценностей.

На наш взгляд, выводы и рекомендации Турена в полной мере актуальны и значимы для понимания и решения проблем развития современного образования как масштабной и всеохватывающей практики сознательно управляемых действий по самоизменению общества в соответствии с его ценностными установками. Иными словами, философский анализ сущности духовно-нравственных начал приводит нас к важнейшему выводу о том, что будущее общества следует рассматривать в контексте идей аксиологического конструктивизма. М. Вебер особо подчеркивал, что социальные явления становятся предметом научного исследования только тогда, когда проявляются и анализируются связи социальных явлений и тех человеческих ценностей, которые лежат в их основе[3]. Это исключительно важное для данного исследования положение.

В основе всех изменений, происходящих в нашей стране, вовсе не только экономические, политические, технологические изменения, но прежде всего и главным образом изменения именно ценностные. Более того, как будет показано в нашем исследовании, первичны и фундаментальны именно ценностные изменения; все другие, в т.ч. экономические, политические, институциональные и др., вторичны, зависимы от ценностных изменений в современном социуме.

Пока же господствующими представлениями о сущности общественных отношений в Российской Федерации по-прежнему являются сугубо экономические воззрения. Непрерывным потоком следуют работы, в которых анализу подвергаются лишь экономические проблемы развития России, при этом используются соответственно экономические подходы, методы, концепции и парадигмы. Господство все подавляющего и везде проникающего экономоцентризма для решения проблем развития общества вообще и проблем образования в частности просто губительно.

Поясним сказанное более подробно. Для этого необходимо проникнуть в ценностную основу этой самой пресловутой экономики как философии, но философии намеренно деформированной и искаженной.

 

 

В самом деле хорошо известно, что экономика как наука в Новое время «стартовала» как некая нравственная, практическая философия, с помощью которой можно было бы отыскать заветные рекомендации человеку в его стремлении к благополучию, совершенству, гармонии, счастью. Принципиальный разворот в экономике от нравственной проблематики совершил Д. Юм, нашедший в качестве основного гносеологического недостатка всех моральных наук их необоснованный предметный переход от «есть предложений» к «должным быть предложениям», что, по Д. Юму, совершенно неправомерно с научной точки зрения. Для восстановления научной состоятельности в экономике как нравственной философии Д. Юм пошел на противопоставление и в конечном счете на изгнание из предмета рассмотрения этой науки всего ценностного, аксиологического, оставив в ней только сугубо фактурное содержательное начало.

Так состоялось главное искажение предмета экономики: она теперь стала принципиально неэтической, ненравственной: ведь с устранением из нее аксиологического содержания за пределы предмета экономики было вынесено и все этическое. Такой новый экономический предметный подход уже не интересуется всем спектром проблематики нравственной философии, всем спектром проблематики человека. В понимании предмета экономики остается лишь то, что принадлежит к особой, только что самими экономистами сконструированной экономической сфере — онтоаксиологической конструкции, в которой общее благополучие человека сведено к его материальному благосостоянию, а сам человек с его бездной смыслов и начал — к человеку экономическому.

В такой экономической сфере уже не осталось места никакой философии, кроме вульгарно-материалистической, утилитарно-меркантильной. Мир — великий таинственный и загадочный мир — при таком подходе трансформируется в примитивную онтоаксиологическую схему, где человеку отводиться роль быть продавцом или покупателем неких товаров и услуг, а сложные и разнообразные социальные отношения между людьми теперь сводятся исключительно к отношениям хозяйственным.

И так во всем! Разнообразие мировых и социальных красок окружающей действительности — великого и таинственного Храма природы и человека — вырождается в примитивные, черно-белые, сугубо экономические схематизмы мира — мира как некоего рынка, полигона для «купи—продай» отношений. Философское понятие общества превращается в примитивную модель общества (по Локку); философское понятие человека — в экономического человека (по А. Смиту) как отдельно взятого хозяйствующего субъекта; философский предмет экономики как нравственной философии — в предмет принципиально лишенной ценностных начал экономики (по Д. Юму).

Даже сказанного вполне достаточно для того, чтобы понять главное: искажения предмета экономики как науки действительно чудовищны, действительно поразительны. Целиться в нравственные вопросы человеческого бытия, а попасть в человеческое экономическое существование, принципиально лишенное какого-либо морального начала — что может сравниться по степени расхождения целеполагания и целедостижения?

Далее экономика в процессе своего исторического развития проделала путь от изначально декларируемой нравственно-философской предметности к той самой экономике, в которой от нравственности и морали вообще ничего не осталось. Ее экономико-предметные модели — человека, общества, государства, целей человеческого существования и активности, его ценностей — абсолютно далеки от Истины. Именно поэтому применение любых чисто экономических подходов и методов изначально обречено на неудачу, ошибку. Оставаться в решении проблем развития мировых процессов только в рамках такой, с позволения сказать, философии — все равно что пытаться черпать воду решетом.

Поразительны те деформации и их масштабы, которые происходили с базовыми понятиями экономики, которые она «позаимствовала» у философии, например, с понятием «человек». Человеку свойственны социальные чувства, моральные суждения связаны с чувствами человеколюбия, симпатии. Вместе с тем ему также присуще стремление к личному интересу, пользе, успеху. Д. Юм со скептической осторожностью соединяет два этих начала в одно, а Бентам основой практической этики провозгласит принцип пользы, уходящий корнями в природную способность человека стремиться к удовольствиям и избегать страданий.

Рождение предмета экономики состоялось самым непредсказуемым образом — полным уходом от нравственной философии, этики, морали. Вместо целостного мира — экономико-производственная его амальгама, вместо целостного человека — его жалкая и примитивная алчно-враждебная экономическая подмена, вместо настоящей ценностно-онтологической модели мира — его примитивно-экономическая, сугубо меркантильная модель таких же принципиально ущербных и варварски деформированных цивилизационных практик, все сводящих к пресловутым «купи—продай» рыночным отношениям. И от таких грубых, принципиально архаичных и диких общественно значимых модельных «ходулей» человечество до сих пор не нашло в себе интеллекта и воли отказаться!

Без преувеличения можно сказать, что экономика стала той самой «философией», из которой вынули всю ее глубину и целостность, все ее нравственно-духовные и солидарно-социологические начала. Что осталось в результате этого великого «обрезания» философии — экономика — и стало теоретической базой построения основных цивилизационных практик человечества. В этом плане экономика предстает как собрание всего философского наихудшего, более того — узаконенного преступного, по своей сути, поведения и активности человека. И именно этим наихудшим началам был дан максимальный простор практического внедрения и применения в жизни человеческого общества. Что же тогда мы удивляемся разразившемуся глобальному кризису — ведь с помощью только наихудшего вряд ли можно построить нечто достойное, не так ли?

 

 

Для настоящего же понимания и соответствующего решения многочисленных проблем развития общества нужны совсем другие подходы, исследовательские возможности и инструменты, прежде всего философские и социологические.

Обращаем внимание на то обстоятельство, что за философскими вопросами изначально не скрывается корыстное, меркантильное, недуховное, узкоутилитарное содержание. Иное дело, когда в практику человека входят вопросы эгоистического, меркантильного, приземленного характера. Через подобные эгоистические цели и устремления уже не видно космического и мировоззренческого, действительно важного и необходимого; меркантильное, «шкурное» начало просто заслоняет истинно важное, фундаментальное.

Очень хорошо данную проблему видел известный русский философ Н.А. Бердяев: «Интересность и значимость человека определяется тем, что в нем есть «дырочка», просверленная в бесконечность. Но эту «дырочку» сознание, средненормальное и среднеобщее сознание, пытается закрыть, и тогда трудно человеку обнаружить все запасы творческой энергии и все присущие ему дары»[4]. Именно Н.А. Бердяев четко выразил мысль о том, что смысл жизни и человеческого бытия — только в духовности; нет духовности — нет и человека, есть некое двуногое существо, некий кентавр, который ровно настолько человек, насколько он духовен, насколько у него ценностно-целевой блок соответствует своему космическому смыслу.

Экзистенциализм как одно из мощных философских направлений современной философии также утверждает, что путь к истине, смыслу существования пробивает себе дорогу через постижение духовности в самом человеке как проекции более высокого субъективного начала. Раскрытие родовых качеств человека через творчество, духовность есть способ бытия в самом субъекте, и через этот результат — осмысление и духовное преобразование самого бытия. Н.А. Бердяев утверждал, что человек либо сознательно творит, либо бессознательно объективирует свою природу, т.е. сознательно выбрасывает, отчуждает от себя свою природу, как субъект превращается в чуждый самому себе объект. В этом — методологическая основа механизма отчуждения любого явления от самого себя.

Приглашенный жить в природном космическом храме, человек фактически никак не может выбраться из собственного, им же созданного хлева (Н.А. Бердяев его называет «павшим миром»), занимаясь примитивной деятельностью весь свой век. И только очень немногим удается дотянуться до понимания трагизма положения человека в мире — той истины, что «человек сам создает реальность, которая отрицает его».

Человек не живет — он выживает, не раскрывает свои творческие и духовные возможности — превращается в некое орудие для других людей и для достижения совершенно других целей. Отчуждение труда человека от человека, его целей (и ценностей) всех видов деятельности — такой уродливый, чудовищно искаженный мир человек построил сам, следуя в колее ложных ценностей и целей.

Именно в этом — в выборе ориентиров, векторов развития — кроются основные условия и возможности для реализации потенциальных возможностей человека, по своему принципиальному масштабу просто космических. Человек же свой век пока тратит на достижение только тех результатов, которые попадают в некую окрестность вокруг целей самовыживания и материального благополучия: на большее человеку не дают замахнуться другие люди в этой «цивилизации паразитариев». В этом плане история, настоящая история никак действительно не может начаться, поскольку не приведены в действие сущностные, родовые ресурсы человека.

В контексте данной методологической направленности Э. Фромм подчеркивает, что для человека с рыночной ориентацией смысл жизни составляют не личное счастье, не творчество и даже не мастерство и профессионализм. Главная забота направлена на то, чтобы стать «ходким товаром», чтобы по максимально высокой стоимости продать себя на рынке труда. Вот и вся фантазия! Соответственно и успех, оценка смысла прожитой жизни определяются тем, насколько удачно человек сумел превратить себя в товар, пользующийся спросом на рынке, насколько дорого он сумел продать себя, насколько привлекательна его «упаковка», насколько он «бодр», «крепок», «энергичен», «надежен», «честолюбив». Каждый долженудовлетворять одному условию — пользоваться спросом»[5].

Вслед за Э. Фроммом понятна и мысль К. Ясперса о том, что покоренная природа, вся планета превращается в «единую фабрику», где человек становится средством, элементом необходимости, рабом вещи, «жителем Земли без родины», настоящим «множеством масок, которые он меняет в зависимости от обстоятельств»[6].

Человек, по Сартру, это только проект, который проживает субъективно и который еще предстоит воплотить в жизнь. Быть человеком значит быть субъектом своего самоизменения.

 

 

В данной статье представлена исследовательская попытка проявить и осмыслить базовые философские инварианты настоящего образования — человеческой активности, за которую не стыдно, человеческой активности, которая человека украшает и возвышает.

---