Сколь же вузов требуется России, чтобы быть на уровне века?
Анализируются актуальные для сегодняшней России проблемы, связанные со стремлением государственных органов (прежде всего, Министерства образования и науки РФ) сократить число вузов. Доказывается, что такая политика противоречит потребностям как модернизации, так и общему цивилизационному развитию страны.
Ключевые слова: Концепция социально-экономического развития России до 2020 года (сокр. «Концепция 2020»), рекомендации Всемирного банка, средний класс, высшее образование как фактор развития способностей личности, экономикоцентризм, цивилизационный подход.
Реформирование отечественной системы ВПО обусловлено потребностями общего (подчеркнем: общего, а не только экономического) развития страны. Оно необходимо, чтобы вывести страну на рубежи постиндустриального или информационного общества, обеспечив тем самым населению достойный образ жизни, соответствующий современным стандартам научно-технического, социально-экономического и духовно-культурного прогресса.
Особенности политической установки на сокращение численности вузов
Общественный интерес к реформированию системы обострен неоднократными заявлениями руководства Минобрнауки о необходимости «на порядок» сократить число вузов.
Едва ли не впервые эта идея публично прозвучала на представительном совещании в июле 2008 г. в Московском инженерно-физическом институте (МИФИ), проходившем под руководством президента РФ Д.А. Медведева. Отвечая на вопросы президента относительно потенциала высшей школы, необходимого для решения стоящих перед обществом задач инновационного развития, министр образования и науки А.А. Фурсенко заявил: стране для этих целей достаточно иметь 50 классических университетов и 150—200 институтов и академий из общего числа «порядка тысячи вузов» [1]. В интервью журналу «Итоги» министр вернулся к этому вопросу. Отметив, что у нас сейчас 3600 вузов (вместе с филиалами), заявил: «Считаю, для системы образования и экономики, которые существуют в стране, достаточно и тысячи вузов вместе с филиалами» [2].
В качестве аргумента в обоснование этой идеи выдвигают обычно: экономика не требует столько специалистов с высшим образованием; к тому же качество образования, уровень подготовки специалистов в нынешних вузах не соответствует требованиям работодателей. Нередко этот аргумент звучит так: в стране слишком много образованных людей; в то же время не хватает квалифицированных рабочих.
Реформирование высшей школы, одно из направлений которого как раз и состоит в сокращении числа вузов, дело крайне сложное. Оно из тех, про которые говорится: прежде чем резать, надо семь раз отмерить.
Намерению министра сократить систему ВПО в три с лишним раза трудно (если вообще это возможно) обнаружить примеры в мировой практике [3]. Тем более имея в виду такую страну, как Россия — тяжеловеса не только по естественным масштабам (территория, численность населения, богатство природных условий — полезных ископаемых и др.), но и ее месту и роли в мире.
Уже сама постановка такого вопроса свидетельствует о ситуации глубокого социально-экономического и духовно-культурного кризиса, в которую попала страна. Кризиса, который затронул и способности стратегического мышления объективно выражать национальные интересы страны. В масштабах общества образования никогда не бывает много, поскольку оно напрямую связано с социализацией человека, с облагораживанием его природных и социальных способностей. Горе от ума, конечно, может быть. Но оно далеко не идет в сравнение с горем от низкой культуры ума. Тем более если речь не об отдельной личности, а об обществе.
В конце концов, и рабочий, простой клерк может иметь высшее образование. Подобный прецедент уже наблюдался в СССР в 1960—1970-е гг., когда социологи заговорили о «рабочих-интеллигентах» с дипломом инженера в кармане, но работающих на станках. Да и сегодня социологи отмечают, что некоторая часть выпускников вузов работает на местах, «не требующих высшего образования». Правда, надо разобраться, что значит «не требующих». Одно дело, подходить к этому вопросу с узкопрагматической (технологической или экономической) точки зрения, другое дело — с социальной, цивилизационной.
Так, сегодня много говорят о среднем классе как факторе стабилизации и устойчивости развития общества, о необходимости его целенаправленного умножения. Разумеется, здесь важен экономический и политический момент. Но этот момент сам должен быть объяснен комплексом социальных условий. В том числе социальной удовлетворенностью этого класса образом своей жизни в целом. Экономическая конъюнктура более подвижна и изменчива, может играть на повышение или понижение текущего уровня материальной жизни личности или социального слоя, тогда как завоеванное социально-статусное положение, уровень ответственной самоидентичности и связанные с ними интересы являются фактором более широкого действия. Они могут перекрывать недовольство, вызванное временным снижением материального уровня жизни, игрой рыночных конъюнктур.
Против сокращения в разы системы высшего образования свидетельствует и мировая динамика. Страны, вступившие в постиндустриальную стадию, развивают, подчеркнем, массовое высшее образование, сохраняя и даже усиливая элитарную группу вузов (элитарное высшее образование). Таким образом, перед нами возникает проблема, сколько нужно России вузов, чтобы осилить дорогу в информационную цивилизацию?
«Концепция 2020» о важности развития системы образования
В этой связи обратимся к официальным документам, определяющим стратегию перспективного развития страны. Одним из таких документов последнего времени является Концепция социально-экономического развития России до 2020 г. Ее проект разработан Министерством экономического развития и торговли РФ (МЭРТ). В июле 2008 г. Общественная палата РФ обсудила этот проект. Представляла его министр экономического развития и торговли Э.С. Набиуллина. По своим целям проект носит ярко выраженный амбициозный характер. Рисуя образ России в 2020 г., Э.С. Набиуллина подчеркнула, что это образ страны — «глобального лидера». Конкретно это означает, что страна «должна занять лидерские позиции с долей не менее 50% на мировом рынке по 8—10 позициям»[4]. В ходе разработки концепции было выделено несколько сценариев. Основной, прорывной, так сказать, сценарий — «построение инновационного общества». Осенью того же года концепция была утверждена правительством РФ.
В числе ведущих факторов, за счет которых планируется выйти на рубежи инновационного развития, указывается сфера образования. Проект предусматривает вложение средств в образование, чтобы «обеспечить постоянное воспроизводство людей, способных инновации производить, воспринимать и внедрять» [5]. Стране, говорится далее, необходимо эффективное выполнение системой образования традиционных функций: «социализации, формирования личности, воспитания гражданских чувств, а также функции социального лифта». Образовательные учреждения должны на порядок усилить свой вклад в создание национальной инновационной системы. Это предполагает повышение инновационности базового образования, не только профессионального, но и общего» [6].
Особое внимание обращено на высшую школу. «Мы предлагаем в профессиональном образовании, — подчеркивает руководитель МЭРТ, — сосредоточиться на поддержке и на формировании нескольких десятков вузов мирового уровня, которые должны стать локомотивом и для всей образовательной системы» [7]. В числе новых задач — «формирование системы непрерывного образования новой государственно-частной системы подготовки и переподготовки кадров. Эти преобразования потребуют и увеличения бюджетного финансирования образования, причем уже в ближайшее время, наряду с увеличением доли частных средств» [8]. Отметим момент — локомотивом «для всей образовательной системы». Буквальное понимание этого выражения не допускает и мысли о кратном сокращении этой системы. Думается, в этой позиции заложена более рациональная стратегия развития.
Вообще, по мере уяснения объема и характера задач, поставленных перед системой образования, складывается ощущение нестыковки доклада «Концепции 2020» с курсом на радикальное сокращение числа вузов. Обратимся к конкретике. В частности, к задачам формирования среднего класса. Как заявлено в докладе о концепции, к 2020 г. доля граждан, «причисляющих себя к среднему классу, должна превышать половину населения против нынешних 20 процентов» [9].
Роль высшего образования в процессе формирования среднего класса
Почему проявлено такое внимание к среднему классу, секрета нет. Но все же есть необходимость прояснить или конкретизировать мотивы такой постановки проблемы.
Откроем один из современных учебников по социологии, в котором проблематика среднего класса рассмотрена достаточно широко, дана сводка различных точек зрения, результатов конкретно-социологических исследований [10]. Выделим основные моменты.
Основы теории (или теорий) среднего класса, которые правящий режим берет на вооружение, разработаны в трудах западных исследователей. Средний класс представляет, как правило, «наибольшую по численности социальную группу и выполняет ряд функций, важнейшими из которых являются «стабилизатор» общества и «поставщик квалифицированной рабочей силы» [11]. Чем больше этот класс, тем меньше вероятность того, что общество будут сотрясать революции, прочие социальные катаклизмы. Он разделяет два противоположных полюса, бедных и богатых, не давая им столкнуться. Средний класс в его современном понимании возникает в западных странах на стадии индустриального развития и достигает зрелости в постиндустриальной стадии. В развитых странах его доля примерно 55—60% от общей численности населения.
В структуре среднего класса принято различать верхний, средний и низший слои. Верхний слой составляют в основном «профессионалы». Так именуют людей, «имеющих, как правило, университетское образование и большой практический опыт, отличающихся высоким мастерством в своей области, занятых творческим трудом и относящихся к так называемой категории самонанятых (самозанятых) — работающих на себя, т.е. имеющих практику, свое дело» [12]. Особо подчеркнем, что две трети представителей этого слоя имеют высшее образование. В средний слой входят специалисты, т.е. люди, также имеющие высшее образование или «как минимум образование в объеме колледжа». Нижний слой среднего класса составляют «малоквалифицированные служащие, технические работники и клерки, занятые исполнительским канцелярским трудом, а также мастера в цехах». Их образовательный статус, как правило, среднее профессиональное или общее образование.
Принято также различать старые («традиционные») и новые слои. В первые входят мелкие частные собственники (сфера мелкого и среднего бизнеса, фермеры и др.), а в новые — лица, владеющие интеллектуальной собственностью, менеджеры, интеллигенция, лица свободных профессий, служащие, высококвалифицированные рабочие и др. «Общая закономерность динамики социальной структуры западного общества такова: сокращение удельного веса «традиционных» и рост «новых средних слоев». На первые места среди ценностей у этих слоев, отмечают авторы учебника, «вышли хорошее образование, хорошие способности, трудолюбие, а также нужные знакомства» [Там же. С. 361]. Эти новые слои как раз и отличаются высоким образованием. Итак, какую бы сторону в характеристике среднего класса мы ни взяли, всюду сталкиваемся с фактором значимости высокого уровня образования.
Факты
По данным 1998 г., состав российского среднего класса в образовательном измерении выглядел следующим образом. Верхний слой — «это в основном высокообразованные люди: почти 60% (59,8%) имеют высшее образование (в т.ч. 14,6% — ученую степень или закончили аспирантуру); 27,1% — среднее специальное образование. По должностному статусу — это руководители высшего звена на предприятиях и в организациях, а также предприниматели, имеющие наемных работников, и высшие офицеры. Средний слой: с высшим образованием — 59,2%, в т.ч. 4,2% с учеными степенями; со средним специальным образованием — 31,0%, со средним и неполным средним — менее 10%; руководители — 12,9%, предприниматели, имеющие наемных работников, — 12,1%, квалифицированные специалисты — 30,1%, рабочие — 22,2%. Нижний слой: преобладают рабочие, ИТР, а также специалисты и служащие бюджетных учреждений, доля предпринимателей и руководителей очень мала [13]. Число лиц с высшим образованием хотя и заметно ниже, но все же достаточно представительно.
Обратимся к конкретным социологическим исследованиям. В качестве введения в проблему приведем наблюдения И. Клямкина и Л. Тимофеева, анализировавших отношение населения к предпринимательству (проходило в 1999 г.). По этому отношению исследователи выделили среди населения три группы:
а) предприниматели;
б) пред-предприниматели, т.е. те, кто еще не занимается бизнесом, но выражает желание и готовность им заняться;
в) те, кто не имеет ни склонности, ни желания посвящать себя предпринимательству (непредприниматели).
В последней группе 44% не имеют даже среднего образования. В первых же двух группах «процент таких людей в два раза ниже», т.е. примерно 22%. Доля людей с высшим и незаконченным высшим образованием в составе тех, кто занят бизнесом или хотел бы им заняться, соответственно 33 и 22%, в то время как у тех, кто такого желания не испытывает, таковых 12%[14]. Какой вывод можно сделать из этих наблюдений? Вывод тот, что образование, особенно высшее, стимулирует развитие способностей человека, умножает его знания и веру в свои собственные силы.
Еще более показательна роль образования в развитии человеческого фактора на примере исследования духовно-ценностных ориентаций российского населения, проведенного Институтом социологии РАН в 2007 г. Оно дает возможность несколько конкретнее прояснить послойную специфику ценностных ориентаций среднего класса (в зависимости от уровня образования). Примечателен в этом плане аналитический доклад авторов исследования «Российская идентичность в социологическом измерении» [15]. Как явствует из квотных выборок, исследованием не были охвачены представители крупного бизнеса (численность этого высшего класса примерно 4% от общей численности российского населения) [16].Иными словами, в классовом аспекте доклад раскрывает картину идентичности представителей среднего и нижнего классов — основной массы населения страны, что как раз важно для нашей темы.
Наиболее интересен анализ ценностных ориентаций респондентов в мировоззренческом ключе по принципу «традиционалисты» и «модернисты». Для «традиционалистов» характерны ориентации на соблюдение традиций, на общество социального равенства, патерналистские ожидания (62% опрошенных заявили, что без материальной поддержки со стороны государства им выжить сложно). Они более склонны к конформизму. «Модернисты», напротив, — это те, кто больше сориентирован на современные демократические ценности — свободу слова, предпринимательство, выезд за границу и др. Особо подчеркнем, что они более открыты к инновациям, более ценят такие качества характера, как инициативность, предприимчивость, поиск нового в работе и жизни, нонконформизм, готовность к риску оказаться в меньшинстве. Они шире демонстрируют уверенность в том плане, что сами смогут обеспечить себя и свою семью материально, и потому не нуждаются в помощи со стороны государства. Для «модернистов» идеальная модель общества — это общество индивидуальной свободы (число сторонников данной модели среди них — 66%). Но в целом жить в обществе индивидуальной свободы в 2007 г. предпочли лишь около четверти всех россиян в возрасте 16—65 лет (24%). Большинство же (55%) выбрало общество социального равенства [17].
Отметив, что тип мировоззрения во многом зависит от уровня образования респондентов, авторы доклада пишут: среди людей, имеющих образование не выше общего среднего, большинство составляют «традиционалисты», в то время как среди имеющих высшее образование их доля не более 40%. Таким образом, 60% — это «модернисты».
Важны и обобщающие выводы доклада. Приведенные данные, подчеркивают его авторы, «означают, что только по мере роста образованности населения в России завершится этап социокультурной модернизации и можно будет говорить о завершении формирования нового типа национальной идентичности, характерного для обществ западного типа». Вместе с тем это не означает, что данный процесс «завершится только в том случае, если большинство населения вырастет в семьях с высшим образованием или само получит высшее образование» [18]. На мировоззрение оказывают влияние и другие факторы. Среди них в первую очередь следует назвать использование новых информационных технологий. Что опять-таки показательно: среди «модернистов» почти две трети пользуются компьютером, свыше трети делает это ежедневно, а среди «традиционалистов» картина обратная — «60% им не пользуются и лишь 15% пользуются ежедневно».
Подведем промежуточные итоги, важные для дальнейшего исследования. Средний класс:
во-первых, он — основной стабилизатор устойчивого социально-экономического развития общества. Разумеется, при нормальных (материальных, культурных и др.) условиях жизни этого класса. Если эти условия его не удовлетворяют, бессмысленно говорить о нем как о стабилизаторе;
во-вторых, он — не просто инновационный отряд. Он — основная современная производительная сила общества, в которой слиты воедино три ипостаси:
рабочая сила в старом ее понимании (как физическая рабочая сила);
интеллектуальная инженерно-техническая сила (ИТР);
социально-инженерная сила (в лице менеджеров, маркетологов, политологов, социальных технологов, социальных работников и прочих современных профессий).
Качественную, инновационную «прививку» ему делает как раз высшая школа;
в-третьих, он — основной потребитель товаров и услуг как в материальном, так и духовно-культурном плане;
в-четвертых, он — массовый носитель (субъект) современных стандартов образа жизни, способный критически осваивать, реально проводить в жизнь новые (материальные, политические, правовые и др.) стандарты.
Способна ли система высшего образования обеспечить рост среднего класса?
Итак, большой представительный средний класс — благо для общества.
Ежегодный прирост среднего класса
Прикинем возможности отечественной профессиональной образовательной системы в ее нынешних масштабах по формированию среднего класса.
Возьмем в качестве отправного пункта численность российского населения (для простоты расчетов) — 140 млн.[19] Запланированная на 2020 г. численность среднего класса (не менее 50%) — это примерно 70 млн. или чуть более. На сегодняшний день нас отделяет от даты 2020 г. 9—10 лет. Значит, ежегодно мы должны в среднем увеличивать численность среднего класса примерно на 3,5—4 млн. человек.
Вузов с филиалами у нас, по словам министра образования и науки РФ, 3600. Общее число студентов в 2006/2007 учебном году было, как свидетельствует статистика, 7310 тыс. человек. Ежегодный выпуск при пятилетнем сроке обучения в среднем — 1462 тыс., при четырехлетнем — 1827 тыс. Итак, реальный выпуск — 1,4—1,8 млн. человек. Какой-то прирост среднего класса дадут колледжи (НПО), средние специальные заведения (СПО). Число учащихся в НПО в 2006 г. составляло 1417 тыс., выпуск — 681 тыс. человек. В СПО в том же году обучалось 2514 тыс. студентов, было выпущено 700 тыс. специалистов. Общий ежегодный выпуск по НПО и СПО составляет в среднем 1380 тыс. Суммарный же выпуск системы НПО, СПО и ВПО в год — примерно 3—3,2 млн. человек. А надо — повторим — 3,5—4 млн.
Цифры 3,5—4 млн. ежегодного прироста специалистов с профессиональной подготовкой во многом приблизительны. Они нужны нам, чтобы, пусть абстрактно, соотнести мощности нашей профессиональной образовательной системы с наметками указанной концепции. В наших расчетах не учтены различные негативные факторы: демографическая «яма» (отсюда уменьшение приема), отсев (далеко не всякий студент «добирается» до выпускного курса), проблемы с трудоустройством (по некоторым данным, лишь только около трети выпускников работают по специальности), снижение качества подготовки (много «брака») и др. К тому же надо учитывать и факторы, влияющие на численность среднего класса в целом: естественная убыль (смертность среди его представителей), эмиграция (отъезд специалистов за рубеж), экономические кризисы (после дефолта 1998 г. средний класс заметно поредел за счет «вымывания» его рядов; то же самое следует ожидать и от сегодняшнего кризиса). Так что перспективы выйти к 2020 г. на рубеж численности среднего класса в 50% (тем более «выше») достаточно проблематичны, если статистики не придумают какой-нибудь казуистический маневр. Последствия же сокращения высшей школы в три раза делают наметки «Концепции 2020» в части формирования среднего класса по меньшей мере нереалистичными, (чтобы не сказать: просто их обрушивают) [20]. Даже при условии, что какую-то часть вузов удастся перепрофилировать в средние профессиональные учебные заведения.
Вышеприведенный анализ возможностей системы профессионального (особенно высшего) образования проведен на рубеже 2008—2009 гг., когда масштабы нынешнего (2009—2010 гг.) экономического кризиса еще не были вполне ясны. Кризис, вне сомнения, вносит в проблему свои коррективы и существенно усугубляет социальные последствия предполагаемого обвального сокращения количества вузов. В условиях растущей безработицы сокращение возможностей для молодежи «пережить кризис» в стенах вуза приведет к увеличению армии безработных. Причем безработных, вообще не имеющих никакой профессиональной квалификации или специальности. Вместо социализации в системе ВПО молодежь будет проходить социализацию «на улице». Не надо быть пророком, чтобы понять, к каким последствиям (в т.ч. криминальным) это может привести.
Иными словами, высшее образование дает не только более широкое знание. Оно формирует инновационный стиль мышления и уверенность в своих силах. Нелишне упомянуть такую особенность высшей школы, как формирование у личности перспективных (неформальных) социальных связей. Связей, что называется, «на вырост». Особенно с учетом того, что какая-то часть выпускников найдет себе место в системе государственного управления разного уровня (впрочем, не только государственного).
Аргумент от лидера современной цивилизации
Помимо социально-классового аргумента в поддержку защищаемого здесь тезиса, есть другой аргумент. Назовем его «аргумент от лидера современной цивилизации».
Сегодня на эту роль претендуют США. Возможно, не все примут это утверждение. Но, как показали авторы книги «Цивилизационный процесс и социальные итоги развития США», такая оценка, по крайней мере, не лишена основания [21]. Мы опирались на нее, развивая идею базисного значения социальной сферы. Этот аргумент особенно ценен потому, что современные российские либералы, стоящие у государственного руля или выступающие в роли экспертов, ориентируются в своей экономической политике на США.
В этом смысле определенный интерес представляет статья ректора Тверского государственного университета А.В. Белоцерковского «О «качестве» и «количестве» образования» [22]. Вторая часть статьи посвящена как раз вопросу «сколько же нам нужно вузов?». По мнению автора, США удалось построить наиболее успешную на сегодня систему высшего образования и науки при отсутствии управляемой «сверху» системы образования.
Российский парадокс
Наши либералы, отстаивая тезис «как можно меньше государства», в т.ч. и в сфере ВПО, взяли на вооружение лишь один аспект — сокращение государственных расходов на высшую школу. Другую же часть — административное, буквально диктаторское вмешательство в процесс развития высшей школы, — напротив, усилили. И дело здесь не в самом факте вмешательства.
В этом парадоксе ничего оригинального нет. Достаточно вспомнить марксистский тезис об отмирании государства и его сталинское «развитие» в 1930-х годах: отмирание государства через его укрепление. Причем укрепление в сторону тоталитаризма. Дело как раз в методологии вмешательства или, точнее, в методологии реформ (пристрастии к шоковой терапии — «обвальным» решениям). Здесь невольно вспоминается К. Поппер, предложивший методологию пошаговой социальной инженерии (методологию проб и гипотез). Помимо прочих нюансов, из позиции Поппера, его критики историцизма можно вывести заключение, что желание администрировать опережает знание подлинных законов развития общества, тех или иных его сфер.
Но вернемся к расчетам, которые приводит А.В. Белоцерковский. В США национальную экономику и социально-культурное развитие страны обслуживают свыше 4 тыс. университетов [23], из них 240 признаны исследовательскими. Из этих 240 вузов около 20-ти являются глобальными исследовательскими центрами — мировыми лидерами в области науки и образования. Около 80-ти считаются национальными исследовательскими, около 140 — региональными исследовательскими университетами, удовлетворяющими запросы экономики и социально-культурной среды на уровне штата. Далее автор вводит поправочный коэффициент на разницу в численности населения России и США и получает «грубую оценку количества университетов разного уровня, необходимого для нормального развития страны»: 10 глобальных, 40 национальных, 70 региональных, всего около 2000 вузов, дающих, по крайней мере, степень бакалавра».
Это, действительно, «грубая оценка». Численность населения численностью, однако следует принять во внимание и масштабы экономики США, хотя бы по объему ВВП она в разы превосходит российскую экономику. Поэтому предполагаемые автором статьи цифры для России могут быть, вероятно, скорректированы в сторону некоторого уменьшения. Но главное не следует при этом забывать, что важную роль в высоком уровне цивилизационного развития США сыграла как раз высшая школа. Притом не только своя (американская), но и разных стран (процесс «утечки мозгов» имеет главным направлением США). Для мировых «мозгов» США — эдакий «рай обетованный».
А что реально происходит у нас в ходе реформ? По итогам 2010 г., под первую графу («глобальные исследовательские университеты») подпадают 2 вуза (Московский и Санкт-Петербургский государственные университеты); под графу федеральные университеты — 8: Северо-Восточный (Красноярск), Казанский (Приволжский), Уральский (Екатеринбург), Северный (Арктический), Дальневосточный (Владивосток), Южный (Ростов-на-Дону), Балтийский университеты; под графу национально-исследовательские в рамках 1-го этапа выделено 14 вузов (МИФИ, МИСиС и др.), в рамках 2-го этапа ожидается прибавление еще 15—16 вузов. Итого: примерно 30 национально-исследовательских университетов. В общей сложности — примерно 50 университетов. Плюс еще 150—200 вузов неопределенного профиля, но явно с минимальным бюджетным финансированием (под заказ). Остальные, получается, остаются за бортом государственного финансирования. А это примерно 1000 вузов. Что с ними делать? Под «нож»?
Откуда взялась цифра 50 университетов?
Зададимся вопросом, откуда взялась сама идея столь радикального сокращения числа вузов — до 50 университетов? Вернемся к тексту стенографического отчета о совещании в МИФИ, вчитаемся в речь министра, выделив ключевые слова: «Я думаю, что если говорить об университетах, то опять же моя оценка, что где-то до 50». Эти слова свидетельствуют о том, что приведенные цифры — отнюдь не результат объективного анализа ответственного научного учреждения, дорожащего своей репутацией, или хотя бы экспертной оценки независимых специалистов. Это всего лишь мнение, пусть и министра.
Откуда взялась идея сокращения, тайны сегодня нет. Она навеяна рекомендациями доклада Всемирного банка (ВБ). В.Т. Лисовский передает эту рекомендацию так: «В докладе Всемирного банка «Российская Федерация: образование на переходный период» предложено сократить число государственных вузов до пятидесяти»[24]. Исследователь не дает ссылки на источник. В публичной печати этого доклада нет. Дело в том, что, как пишет другой исследователь — И.В. Ильинский, указанный доклад (№ 13 638 от 22 ноября 1994 г.) носит гриф «Конфиденциально. Документ Всемирного банка. Только для служебного пользования» с предупреждением: «Настоящий документ имеет ограниченное распространение и может быть использован получателем только при исполнении официальных обязанностей. Во всех других случаях его содержание не может быть раскрыто без разрешения Всемирного банка»[25].
Возникает вопрос, что же происходит? Безропотно принимаем к исполнению рекомендации ВБ, не проверив их с точки зрения соответствия нашим национальным интересам. Спрашивается, какими интересами руководствовались эксперты ВБ? Каково было их видение перспектив развития России? Представление об этом дают публикации западной, в первую очередь американской, печати тех лет (особенно первой половины 1990-х гг.). На Западе явно поспешили списать Россию как державу: она-де в лучшем случае просуществует два-три десятилетия, прежде чем окончательно исчезнуть с карты мира. Она либо окончательно развалится, либо вымрет в результате депопуляции населения. По их расчетам, к 2010 г. в России останется не более 130 млн. чел.; в 2025 г. — не более 114 млн. [26].
Секрета здесь нет. Вывод один: западная пресса и эксперты ВБ исходят из национальных интересов своих стран. Этот момент следует особо подчеркнуть в качестве главного принципа социальной инженерии как деятельности по преобразованию общественных порядков в рамках той или иной страны.
Узкий горизонт экономоцентризма
Проблема реформирования образования и особенно высшей школы — это прежде всего проблема методологии. Современные приверженцы сокращения в разы числа вузов исходят, в общем и целом, из идеологии экономоцентризма. Слов нет, экономика важна. Выделим здесь два аспекта.
1. Первый заключается в своеобразной социализации современной экономики. Не углубляясь в проблему, сошлемся на лейтмотив многих современных исследований, включая, прежде всего, самих экономистов, ярко выраженный в понятиях «социально ориентированная экономика», «социальный капитал».
Смысл первого понятия заключается в том, что экономика должна быть ориентирована на человека, не просто на удовлетворение его витальных потребностей (есть, пить и др.), а на разностороннее его развитие. Подтекст тезиса означает, что экономика, особенно рыночная, в своем всепоглощающем стремлении к прибыли может быть самоедской (самый неоспоримый аргумент, так сказать, каннибализма экономики — ее теневая разновидность и особенно черный бизнес: наркобизнес и т.д.).
2. Другой аспект касается более сложной проблемы. Сколь ни важна экономика, вместе с тем ясно, что потребности развития общества не исчерпываются ею. Современный экономоцентризм исходит, как ни покажется странным или обидным для неолибералов — противников марксизма, из марксистского тезиса «экономика — базис общества». Маркса с его базисно-надстроечной структурой социальной системы можно понять исходя из специфики теоретико-методологической ситуации его времени.
Политическая экономия как молодая общественная наука после классических трудов А. Смита и других ярких исследователей была тогда в моде. Скажем больше: она была новым ярким лидером обществознания. А революционный прорыв философии к новым горизонтам, как правило, связан с опорой на лидера науки (по крайней мере, начиная с нового времени). Связан, другими словами, с влиянием на философскую мысль методологии этого лидера.
Сегодня ситуация иная. Если уж необходимо выделять базисную сферу общественной жизни, то на эту роль претендует больше всего социальная сфера как сфера отношений между людьми по поводу самой их жизни — ее уровня и качества, смысла и назначения, законов и норм. При всем значении экономических аспектов труда как способа заработать на жизнь общий баланс сущности труда, смысла и назначения все же остается за его социальными аспектами, в т.ч. за аспектами социализации человека, его самореализации, возвышения его, иными словами, социальных свойств. Именно с этой точки зрения, т.е. с точки зрения примата социальных ценностей, и следует подходить к проблемам реформирования высшего образования.
Копеечная экономия
На примере формирования среднего класса как стабилизатора общества мы уже показали, что нельзя в разы сокращать нынешнюю систему высшего образования без учета как ближних, так и дальних последствий для общественного развития. Борьба за копеечную экономию на потребностях развития высшей школы грозит обернуться колоссальными потерями в пересчете на творческий потенциал, на эквивалент гуманистических ценностей. В конечном счете на кону истории судьба самой российской цивилизации. В ином случае, ее развитие может приобрести анклавный, а далее и закатный характер. Столицы, крупные города как социально-экономические анклавы, возможно, на какое-то время вырвутся вперед при полном запустении периферии села и малых городов. Но именно на время. В более долгосрочной перспективе у цивилизации мегаполисов нет будущего.
В принципе понятно: российских предпринимателей меньше всего интересует гуманитаристика в подготовке специалиста (за исключением разве что иностранного языка). Российский предприниматель в массе своей замешан на узком экономоцентризме и только еще начинает понимать, что, помимо классического капитала, существует капитал человеческий и социальный (понятия хрестоматийные для западного бизнеса), который не менее важен для делового успеха (той же прибыли). На этом же «центризме» замешаны многие российские идеологи и многие управленцы разного уровня, обслуживающие институты социальной сферы. Особенно высшую школу. Отсюда стремление стопроцентно заточить подготовку и количественный выпуск дипломников под нужды работодателей, чтобы каждый специалист работал строго по диплому. Для этих управленцев трудоустройство специалиста не по дипломной специальности — нонсенс, тяжкий грех.
Если уж становиться на точку зрения экономоцентризма, в порядке объективной оценки этого явления надо иметь в виду следующее. Рынок есть рынок, и потому, во-первых, в качестве условия своего успешного функционирования он требует некоторого переизбытка предложения рабочей силы (по осторожному Кейнсу — 3%; для российского рынка, как говорят, до 4—5%). Это означает, что выпускников высшей школы должно быть больше, чем способен трудоустроить конкретный бизнес. Во-вторых, рынок есть рынок и для специалиста, получившего диплом о ВПО. Он имеет полное право распорядиться своим товаром (полученными знаниями и умениями, а в конечном счете своими способностями) по собственному усмотрению. На практике это означает: найти место с приличной зарплатой и другими благоприятными условиями труда.
Проведение таких реформ, как нынешняя, в сфере образования так или иначе затрагивает миллионы семей, основную массу молодежного населения. При такой реформе следовало бы не ограничиваться узкими, аппаратными, по существу, совещаниями. Необходима широкая, если не сказать — общенародная, дискуссия. Дискуссия с участием не только представителей федеральных властей, но и властей региональных, муниципальных. Без этого трудно представить ситуацию, что субъекты Федерации (их по конституции, напомним, 87, число же университетов намечено свести к 50-ти) спокойно отнесутся к закрытию (объединению и т.д.) своих университетов. В особенности несложно представить реакцию национальных республик, университеты которых являются де-факто национальными. Вузы, подчеркнем лозунг советских времен, являются центрами образования, науки и культуры. Для сотен периферийных российских городов, где немногие вузы и филиалы чуть ли не единственные центры духовной, культурообразовательной жизни местной интеллигенции и генерации ее новых поколений, закрыть эти центры — значит, осудить эти города на замедленное развитие.
Заключение
Решение задачи реформирования высшей школы следует искать, на наш взгляд, отнюдь не на пути обвального сокращения числа вузов. Высокий уровень образования населения — это не только инвестиции для подъема отечественной экономики, но и необходимое условие для развития человеческого потенциала, а значит — для благополучия страны.
Разумеется, с вузами, не выполняющими элементарных требований к качеству подготовки специалистов, надо разбираться. Не исключено, что какие-то слабые вузы придется закрыть, преобразовать в филиалы и т.д. Но нельзя отказываться от перспектив развития массовой высшей школы.
Предложений и вариантов на сей счет хватает. Сошлемся, к примеру, на проект, разработанный группой Я.И. Кузьминова, (Вопросы образования, 2008, № 1), на размышления бывшего заместителя министра образования В.А. Болотова (Alma mater, 2008, № 8), на многочисленные публикации в различных журналах по проблемам развития ВПО России.
Вообще, реформы, особенно реформы структурного или системно-структурного порядка, логичнее проводить в несколько этапов (мероприятия первой очереди, второй, третьей, включая эксперимент), с тщательной проверкой результатов каждой очереди. Здесь важен механизм организационного сопровождения начатых реформ. Еще неизвестно, кстати, каковы будут объективные результаты развития тех же национальных или федеральных университетов, деньги на которые отпущены громадные. В случае неудачи надо иметь возможность скорректировать первоначальный проект, даже отступить от него с наименьшими потерями. Все это — проблемы социальной инженерии. Среди ее главных принципов есть принцип, сходный с заповедью медиков: «Не навреди». А равно с народной мудростью: «Семь раз отмерь, один раз отрежь».
[1] См. Совещание по развитию сети научно-образовательных центров в России (стенографический отчет). // Аlma mater (Вестник высшей школы). — 2008. — № 6. — С. 9.: «Д. Медведев: Сколько нам нужно университетов, на Ваш взгляд, в масштабах страны, численности населения? А. Фурсенко: Я думаю, что если говорить об университетах, то опять же моя оценка, что где-то до 50. Д. Медведев: А высших учебных заведений? А. Фурсенко: 150—200 максимум. Д. Медведев: Тогда Вы сами отвечаете на мой вопрос, что все остальное подлежит преобразованию. А. Фурсенко: Часть из них могут стать филиалами этих университетов, а часть должны быть преобразованы либо в профессиональные средние учебные заведения, либо закрыться, если называть вещи своими именами».
[2] Об учении (Интервью с А. Фурсенко) // Итоги. 20 октября 2008. — С. 81. Поясним: из числа 3600 вузов примерно 2 тыс. составляют филиалы. Отметим разнобой в заявлениях министра о количестве вузов в России.
[3] Глинский А.В., Донских О.А., Макаридина Е.В. Статистика против мифологии в сфере образования // Аlma mater (Вестник высшей школы). — 2011. — № 6. — С. 25—30.
[4] «Концепция 2020»: общественная дискуссия. // Гражданский диалог. Журнал гражданского воспитания. —2008. — № 2. — С. 11—12.
[5] Там же. — С. 13.
[6] Там же. — С. 4.
[7] Там же.
[8] Там же.
[9] Там же. — С. 12.
[10] В.И. Добреньков, А.И. Кравченко. Социология. Учебник. Допущено Министерством образования Российской Федерации в качестве учебника для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальностям социологии. — М., 2007. — Гл. 9. «Средний класс». — С. 334—386. Это, добавим, единственный в своем роде учебник из десяти просмотренных нами, в котором проблема среднего класса выделена в отдельную обстоятельную главу.
[11] Там же. — С. 334.
[12] Там же. — С. 335.
[13] Там же. — С. 344.
[14] Игорь Клямкин, Лев Тимофеев. Теневая Россия. — М.: РГГУ. 2000. С. 214.
[15]Российская идентичность в социологическом измерении. Аналитический доклад. Рабочая группа Института социологии РАН. Руководитель группы член-корр. РАН М.К. Горшков // Полис. — 2008. — № 1, 2, 3. Из примечания редакции: публикация представляет собой «журнальный вариант доклада», выделены разделы, «наиболее интересные для специалистов в области политологии и политической социологии».
[16] В Предисловии доклада, в частности, отмечается, что «квоты соблюдались по полу, возрасту, социально-профессиональному признаку: рабочие и инженеры предприятий; строек и шахт; гуманитарная и творческая интеллигенция; работники торговли и бытовых услуг; служащие; предприниматели малого и среднего бизнеса; жители сел; военнослужащие и сотрудники МВД; пенсионеры города; студенты вузов; безработные; учащиеся средних школ и профтехучилищ». Указ. соч. // Полис. — 2008. — № 1. — С. 72.
[17] Там же. — С. 90. Добавим, моделью равенства выступает, в общем и целом, система, господствовавшая в СССР. В популистском варианте она напоминает известную идею: «взять все и поделить».
[18] Там же. — С. 92.
[19] Численность населения России продолжает сокращаться. В 2001 г. нас было 146,3 млн., в 2006 г. — 142,7 млн., т.е. за пятилетие страна потеряла около 4 млн. человек. Степень убыли населения в последние годы несколько уменьшилась, но в целом остается значительной. На начало 2009 г. ожидалась цифра 141,5 млн. В докладе «Концепция 2020» ставится задача «стабилизировать численность населения на уровне 142—143 млн. человек к 2015 г. с созданием условий для ее повышения к 2025 г. до 145 млн.» [С. 14]. Что же до прогноза «Концепции 2020», то он выглядит слишком оптимистическим. Особенно с учетом текущего глобального кризиса и ожидаемой «демографической ямы». («Концепция 2020» разрабатывалась до нынешнего кризиса. В реальности на 1 июня 2010 г. численность постоянного населения РФ составила 141,9 млн. человек и с начала года уменьшилась на 53,0 тыс. человек, или на 0,04% . См.: http://www.gks.ru/ — примеч. ред.)
[20]В качестве уточняющего момента: разумеется, средний класс формируется не одной системой образования. Здесь действует комплекс факторов (экономика, техника и др.). Но важно, что высшее образование входит в число основных факторов этого процесса.
[21] Цивилизационный процесс и социальные итоги развития США /Отв. редактор Л.Л. Любимов. — М.: Фонд «За экономическую грамотность», 1993. На эту книгу мы опирались, отстаивая примат социальной сферы над сферой экономической. См.: Овчинников Г.К. О соотношении социальной сферы с экономикой в рамках цивилизационного подхода // Alma mater (Вестник высшей школы). — 2010. — № 11. — С. 67—72.
[22].Белоцерковский А.В. О «качестве» и «количестве» образования // Высшее образование в России. — 2011. — № 4.
[23] По другим данным, в США 4400 вузов. См.: Корсунов В.И. Классификация американских вузов и вопросы их диверсификации //Alma mater (Вестник высшей школы). — 2009. — № 2. — С. 52—60.
[24] Лисовский В.Т. Духовный мир и ценностные ориентации молодежи России. — СПб., 2000. — С. 493.
[25] Ильинский И.В. Образование в целях оглупления //Знание. Понимание. Умение. — 2010. — № 1. — С. 8. Естественно, возникает вопрос, почему засекретили этот документ? Боялись взрыва общественного мнения в России? Пеклись о репутации либералов, взявших власть в стране? Вполне возможно. В любом случае, из документа явствует, что Запад обращается с Россией, словно она только что подписала безоговорочную капитуляцию. Ясно, что документ пронизан национальными интересами Запада. Сильная, конкурирующая Россия ему не нужна, в т.ч. в сфере высшего образования.
[26]См., к примеру: Литературная газета. — 2009. — № 2. —С. 3. Примечание к статье Андрея Кураева «Властная мысль».
.png)
