Доклад OECD об инновационной политике России

 

В июне OECD — Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) — подготовила доклад об инновационной политике РФ [1] в рамках существующей влиятельной серии страновых обзоров национальных инновационных систем. Предпосылки для его написания возникли ещё несколько лет назад, когда с инициативой выступила российская сторона в лице Минобрнауки. У чиновников сформировалась потребность в высококлассной и непредвзятой оценке своей работы и текущего состояния отечественной инновационной системы.

Доклад был представлен 6 июня в Институте мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), его английская версия выложена в Интернете.

При написании доклада эксперты OECD воспользовались материалами так называемого «базового доклада», подготовленного российскими специалистами из пяти организаций — Центра исследований и статистики науки и Федерального института развития образования при Минобрнауки, ИМЭМО РАН, Института народнохозяйственного прогнозирования РАН и фонда «Центр стратегических разработок — Северо-Запад».

Помимо «базового доклада», они опирались на результаты многочисленных встреч с учеными, чиновниками, экспертами и журналистами. Иностранные эксперты совершили также ряд поездок по инновационным регионам. В итоге в докладе оказалась масса неприятных для России выводов.

 

Основной вывод экспертов OECD неудивителен: «В целом наблюдается дисбаланс между государственными ресурсами, направляемыми на создание знаний, и наблюдаемыми результатами в сфере инноваций». Вывод подкрепляется всем известной статистикой по доле инновационно активных предприятий, высокотехнологичному экспорту, научным публикациям.

Причина столь пагубной и затяжной неэффективности НИС (национальной инновационной системы) уже не может корениться только в последствиях ломки советской модели. Она лежит в неэффективности госполитики в области инноваций и науки.

Жан Гине, бывший глава отдела страновых инновационных обзоров OECD,в своем выступлении описал систему принятия решений как «русский парадокс»: сочетание централистских традиций с фрагментарностью принятия решений на уровне правительства, министерств, ведомств и госкорпораций, координация действий которых весьма слабая.

Господину Гине в России встретилось «поразительное множество экспертов» по науке и инновациям, но они «не совсем вовлечены» и не имеют доступа ко всей необходимой информации, включая статистику.

В итоге для всех участников инновационного процесса развитие остается существенно затрудненным.

Так, отраслевая наука как феномен разделения науки и производства, «возможно, является важнейшим наследием советской эпохи» и, несомненно, «слабым звеном». Акционирование части отраслевых НИИ и КБ не привело к значительному снижению их зависимости от государства. Большинство сотрудников отраслевых центров — инженеры, и они заняты экспериментальными разработками, в то время как «очевидно, данный тип деятельности лучше всего осуществляется внутри промышленных предприятий».

Отсутствие спроса со стороны таких предприятий на разработки отраслевой науки ведет к ее замыканию на режиме «технологического продвижения» вместо ориентации на спрос. Модель продвижения работает только в ситуации гарантированного спроса — на рынках с высокой степенью регулирования или когда заказчик — государство. Отсюда успехи в атомной энергетике и аэрокосмической отрасли и неудачи в большинстве остальных областей.

«Очевидным решением проблем» могла бы стать интеграция многих независимых отраслевых НИИ в промышленность. Но в целом ряде случаев слияние уже не нужно: потенциал «существенно деградировал … пройдя точку невозврата». Остальные центры «намного отстали от современного уровня знаний». В итоге для государства они «в большей степени обязательство, чем актив».

«Почему сотни некачественных отраслевых институтов продолжают пользоваться государственным финансированием и в определенной степени освобождены от оценки в виде компенсации за низкий уровень их финансирования?» — задаются вопросом авторы доклада. Их рекомендация проста: «Закрытие, реструктуризация или полное акционирование … высвободили бы ресурсы, используемые вхолостую».

Академическая наука в докладе рассмотрена на примере РАН. Эксперты OECD отмечают, что Академия наук долгое время подвергается критике. «Когда подобная критика делает из РАН козла отпущения за все проблемы НИС России, то она, конечно, является излишней», но «трудно составить более сбалансированное и объективное представление, если никогда не было тщательной и систематичной оценки РАН и сети ее институтов».

Главное, что сейчас требуется академической науке — совершенствование мониторинга и оценки эффективности и выделение большей доли средств по их результатам, а не по числу ставок.

Вузовская наука, по данным статистики, единственная из секторов продемонстрировала заметный рост числа исследователей. Отчасти это результат стимулирующей политики государства, его поддержки группы ведущих вузов. «Это здоровое начинание сближает образование и науку и привносит элемент конкуренции с академиями наук, что должно повысить качество и эффективность исследований в России». Но здесь же есть и проблема: «активные в научном отношении вузы остаются слабо интегрированными в НИИ госакадемий, что подразумевает упущенные возможности развития».

Следует оценить имеющийся передовой российский опыт взаимодействия РАН и вузов, а затем воспроизвести лучшие работающие модели. Предлагается также использовать опыт Франции и Кореи.

Отдельный блок в докладе посвящен Курчатовскому институту, но он не содержит никаких оценок, лишь перечисление сумм и проектов.

В целом для российской инновационной системы и особенно ее научной части характерно «сочетание коренных преобразований и устойчивости некоторых институциональных механизмов и умонастроений из прошлого», что отличает Россию от «любой другой развивающейся экономики, включая Китай».

Результатом в науке стало «чрезвычайно разнородное множество государственных организаций, в которых хорошо оборудованные исследовательские коллективы мирового класса, работающие над приоритетными национальными проектами, сосуществуют — иногда под одной крышей — с другими коллективами с неясными задачами, работающими в режиме выживания».

Раздел доклада, касающийся выработки госполитики, представляет особый интерес. Приведем часть, посвященную Минобрнауки России:

«Исторически основным драйвером инновационной политики служит Минобрнауки России, но его контроль над соответствующими ресурсами и его влияние на некоторых ключевых игроков слишком ограничены даже для обеспечения координации исследований и разработок. Тем не менее его огромная заслуга в том, что оно служит «инкубатором» того, что теперь воплощается в виде полноценной российской инновационной политики. Вдобавок, к части общих проблем оно обратилось довольно успешно».

В первую очередь эксперты OECD хвалят Минобрнауки России за переход от размазывания денег тонким слоем к приоритетам типа нанотехнологий.

Концентрация внимания на приоритетах хороша, но ее эффективность подрывается следующим фактом:

«Одной из основных слабостей процесса принятия и координации политических решений в России является отсутствие прозрачности и недостаточное участие тех факторов, которые важны для процветания страны, но не входят во влиятельные неформальные сети, связывающие высших государственных чиновников, крупный бизнес и мощное научное лобби».

В преодолении этого недостатка положительную роль могут сыграть техплатформы, полагают эксперты OECD. Вопрос лишь в том, не станут ли они формализацией тех самых неформальных сетей.

 

 

.

 

 

---