Естественнонаучная картина мира и религиозный экстремизм
Рассмотрена проблема противоречия между наукой и религией в современном мире, показана историческая динамика их взаимодействия. Затронуты морально-этические вопросы современных научных исследований. Дан анализ феномена религиозного экстремизма.
Ключевые слова: наука, религия, религиозный экстремизм, религиозная картина мира, научная картина мира, профессиональная этика ученого.
Религиозный экстремизм — явление широкое и многоаспектное, основой которого является активное распространение религиозных ценностей и придание им статуса абсолютного знания и истины.
Можно выделить несколько проявлений религиозного экстремизма. Например, обоснование исключительности какой-либо религиозной конфессии или общности, признание только за ними права на существование и контроль над умами. В этом плане можно говорить, к примеру, о христианском экстремизме Средневековья и Нового времени, когда христианская церковь выступала организатором крестовых походов, гонений на инакомыслящих (особенно в этом преуспел, в частности, Ж. Кальвин) и насильственного охристианивания колониальных народов; исламском экстремизме, экстремизме некоторых современных религиозных сект.
Другой аспект религиозного экстремизма — это нападки на науку, признание за религиозным знанием статуса большего авторитета и истинности, чем за научным знанием, осуждение некоторых научных исследований и противодействие им. Именно этот аспект и будет рассмотрен в данной работе.
Противоречивое единство
Отношения религии и науки всегда были достаточно сложны и противоречивы.
В традиционных дохристианских цивилизациях (доколумбова Америка, Египет, Индия, Китай, античные Греция и Рим) они часто имели синкретический характер. Там научные знания были частью сакрального эзотерического учения, хранимого жрецами. Научное знание использовалось в основном в прикладных целях: для возведения крупных архитектурных сооружений, точного исчисления временных циклов и наблюдения за небесными телами, ирригационного земледелия, мореплавания. Подобные знания были естественным образом вписаны в традиционную культуру; из них развивались такие науки, как математика, геометрия, астрономия, медицина. В этот период идеалы науки не вступают в противоречие с религией.
Само противостояние между наукой и религией начинается в Средневековье и усиливается в Новое время. Меняется концепция представлений о природе: философы стали выделять природу творящую и природу сотворенную.
Творящая природа — это энергия: Бог создал природу и стал в ней присутствовать. Все процессы в природе и физические законы существуют по воле Бога. Появляется убеждение, что природа сотворена для человека и человек может воспользоваться природной энергией, т.к. создан по образу и подобию Бога и может проникнуть в замысел Бога. Поэтому, если человек сообразно Божьему промыслу будет проникать в природу, ему будет дана сила над этой энергией. Для научного познания было нужно проникнуть в Божий замысел и на основе этого творить сообразно Божественной воле. Эти философские положения стали важной идейной основой алхимии и астрологии.
В Новое время появляются новые критерии научности. В античной философии науки одним из основных критериев истинности знания было то, что данное знание получено согласно правильным законам мышления. Теперь появился новый критерий — нужно удостовериться, что знание соответствует природе и поэтому его нужно экспериментально подтвердить. Возникает фундаментальное положение классической науки и мировоззрения Нового времени: природа — это мастерская, и в этой мастерской каждый человек — «кузнец своего счастья». Естественно, данное положение противоречило религиозной картине мира: христианский девиз «Верую, потому что нелепо» (Августин Блаженный) приходил в явное противоречие с идеалом экспериментального подтверждения как обоснованности любого знания.
После длительного периода противостояния научная картина мира потеснила религиозную, и в XIX в. стало казаться, что религия как способ познания мира уйдет в прошлое, а впереди ждет век «разума, прогресса, торжества человека».
Естественно, были философы консервативного направления, которые предупреждали, что безрелигиозное будущее человечества может быть мрачным, рисовали апокалиптические сценарии. Например, русский мыслитель К.Н. Леонтьев полагал, что кризис Православия и распространение демократии ведут к усилению государства и установлению новых, еще более жестоких форм неравенства и нового «сознательного поклонения деспотизму» [1]. Это может привести к тирании: «Каковы бы ни были эти новые данные еще формы в подробностях, но верно одно: либеральны они не будут, эта новая культура будет очень тяжела для многих» [2]. Поэт и философ Серебряного века Д.С. Мережковский с тревогой писал, что вместо высоконравственного «Богочеловека» на историческую арену придет «Человекобог» с кровавыми звериными инстинктами.
Общее направление прогнозов развития науки и отказа от религии было радужным и оптимистичным. В XIX в. полагали, что религия с ее верой в недоказанное знание, догматичностью и стремлением контролировать массовое сознание является серьезным тормозом для развития науки. Призыв М. Монтескье относительно церкви «раздави гадину» в некоторых обществах воплощался буквально (во Франции времен «Великой Революции», в СССР в 1920-е гг., в Китае времен Мао Цзэдуна). Молодежь как правило поддерживала данные процессы, пожилые люди молчаливо осуждали, продолжая пользоваться религиозной атрибутикой. В других же обществах он стал призывом к научному поиску и развитию науки.
В зарождающейся индустриальной цивилизации стала актуальной проблема поиска более эффективных методов познания мира, движущих им законов и его преобразования. В этом плане религия и суеверия стали рассматриваться как препятствие, сдерживающее движение к познанию объективных научных законов и мешающее торжеству разума и науки. Поэтому часто в начале крупных проектов модернизации общества страны догоняющей модели развития провозглашали радикальный разрыв с религиозной традицией, чтобы быстрее «осовремениться» и догнать соседей.
Великая французская революция стала своеобразным ответом Франции на «вызов» ушедшей вперед Англии (напомним, одним из факторов социального взрыва во Франции стало то, что английские товары вытесняли с внутреннего рынка «отечественного производителя», в результате чего росли безработица и нужда). Про цивилизационные проекты «Советская Россия» и «Социализм с китайской спецификой» и говорить нечего — и той и другой стране угрожала колониальная зависимость, и модернизационный рывок («догнать и перегнать») был необходим для самосохранения. Данные проекты были нацелены на привнесение в «массы» культуры научного познания, «осовременивания», и поэтому-то они столь ярко и непримиримо боролись с религиозностью.
Гибридный Homosapiens
Отказ от религиозной морали позволил проводить научные опыты в ряде сфер, которые были бы осуждены традиционным консервативным религиозным сознанием.
В СССР в 1920-е гг. проводились опыты по получению «новогибридного человека» путем скрещивания людей с человекоподобными обезьянами под руководством проф. И.И. Иванова, известного биолога-селекционера. Для этого была организована экспедиция в Африку. В печати встречаются противоречивые данные об успешности проводившихся опытов.
В одном из писем И.И. Иванов отмечал: «Гибридный человек, который соответствует антропоидам, с рождения растет быстрее, нежели обычный, к трем-четырем годам набирает невероятную силу, гораздо менее чувствителен к боли, неразборчив в пище, из всех забав предпочитает половые наслаждения. Важнейшее его преимущество перед живыми существами, включая человека, простота в управлении и безукоризненное послушание. Возможности использования безграничны — от работы в сырых забоях до солдатской службы» [3].
Не совсем понятно, что это — фантазия профессора или же в Африке он все же создал подобный гибрид? Опыты были продолжены в СССР. Однако в начале 1930-х гг. их признали неудачными, а сам И.И. Иванов был репрессирован.
Для темы нашего исследования представляет интерес, что И.И. Иванов отмечал большое влияние религиозных моральных установок на отношение к подобным опытам. В отчете 1928 г., представленном в Совнарком председателю комиссии по содействию работам АН СССР Н.П. Горбунову, он писал: «Серьезным тормозом для постановки этой экспериментальной работы являлись также предрассудки религиозного и морального характера. В дореволюционной России было совершенно невозможно не только что-либо сделать, но и писать в этом направлении. Только в самые последние годы наметилась возможность поставить наши опыты без особо значительных затрат и без опасений встретить запрет со стороны церкви» [3].
Подобные опыты, в которых человек воспринимался не более как биологический вид Homosapiens, обсуждались в научной общественности в начале ХХ в. Широко известен роман Герберта Уэллса «Остров доктора Моро», где как раз производились подобные опыты — из животных хирургическим путем производился человек. Позднее по мотивам романа был снят художественный фильм, где над животными проводили опыты уже с использованием не только достижений хирургии, но и генных технологий. В романе и фильме все закончилось печально — новоявленный Франкенштейн вырвался из-под контроля и растерзал экспериментаторов.
Наибольшую же известность своей античеловечностью получили опыты над людьми в нацистской Германии. Главного врача концлагеря Освенцим Йозефа Менгеле узники прозвали «Ангел Смерти» и «Доктор Смерть». Под его руководством в концлагере проводились жестокие медицинские эксперименты, при которых выясняли воздействие на организм человека различных экстремальных условий и факторов: инфекционных болезней, холода, голода, нехватки кислорода, большой высоты, радиоактивного излучения, удаления какого-либо органа и др. В качестве испытуемых были узники лагеря, в т.ч. дети; тысячи из них умирали в страшных мучениях в ходе этих опытов.
Наука и этика
В ХХ в. цивилизация, основанная на безграничной вере в науку и технический прогресс, столкнулась с рядом вызовов. Глобальные проблемы современности, кризис сциентизма, нарастающие социальные противоречия, переосмысление основных проблем бытия в культуре постмодерна — все это поставило под сомнение ценность научного познания. Кроме того, наблюдается кризис в самой науке, прежде всего в теоретической физике, связанный с тем, что некоторые научные проблемы не решены, а теории противоречат друг другу.
Возникла специфическая ситуация, которая характеризуется следующими показателями.
Благодаря достижениям науки человечество создало оружие такой силы, что само может уничтожить всю планету. Возникает риторический вопрос: а надежны ли моральные ограничители, удерживающие от применения данного оружия? Какую природу имеют эти ограничители — атеистическое обоснование или же религиозное? Думается, что религиозные мотивы являются заметной, а то и ведущей смыслообразующей конструкцией современного гуманистического сознания и моральных ограничений.
Стали проводиться вышеописанные чудовищные опыты над людьми — Й. Менгеле, И.И. Иванова. В СМИ мелькают сообщения о подобных же опытах, проводимых спецслужбами ряда крупных держав. Генетика и селекция научились вмешиваться в биологическую природу Homosapiens. Возникает вопрос, как к этому относиться? Таких ситуаций в истории не было. За спасительным этическим рецептом человек чаще всего обращается к религии, а потом уже синтезирует современный опыт и религиозную мораль.
Остро почувствовалось отчуждение человека от больших смыслообразующих ценностей: это нашло отражение в возрастающем числе самоубийств жителей развитых стран, распространении наркомании и асоциальных форм поведения.
Мы свидетели того, как ХХ и едва зарождающийся XXI века выказывают невиданную ранее дегуманизацию искусства и культуры. Экраны и динамики СМИ заполнены либо бессмысленными рекламными слоганами (прямо призывающими к потреблению и оболванивающими сознание человека), либо сюжетами с обилием насилия и агрессии. Глядя на экран телевизора, где в очередной раз за вечер раздаются крики и выстрелы, задаешься вопросом: это что, триумф прогресса? В таком ли мире «светлого завтра» и «прекрасного далека» мечтали жить наши отцы и деды? Как я должен осмысливать эту реальность и как ее оценивать, чтобы сохранить хоть какую-то целостность сознания?
И вновь оказалась востребована такая важнейшая функция религии, как установление моральных ограничений и смыслообразующих ценностных норм.
Прогресс и консерватизм в науке
Наука во всех ее проявлениях оказалась неспособна (да и вообще была ли такая задача ей по плечу?) помочь человеку в решении его экзистенциальных проблем: ответить на вопросы о смысле бытия, духовности, жизни.
В XIX в., когда «идеальный» (в смысле «среднестатистический») рабочий на заводе трудился 14—16 часов в сутки и жил в среднем 30—40 лет, ведя полунищенское существование, считалось, что увеличение производительности труда, рациональное использование природных ресурсов, более справедливое социальное устройство общества приведут к материальному изобилию и высокому уровню потребления. В свою очередь, высокий уровень материального изобилия и образования сделают человека счастливым. Сейчас выяснилось, что именно материальная обеспеченность ведет к обострению экзистенциальных потребностей. Особенно это касается развитых стран.
Кроме того, исследования в современных естественных науках пока ставят больше вопросов, чем дают ответов. Среди фундаментальных проблем, которые пока не смогла решить наука, — познание феномена жизни.
Возможности эксперимента и опыта по зарождению жизни и эволюции достаточно ограничены. Так, например, согласно Ч. Дарвину и современной эволюционной концепции, эволюция общего обезьяноподобного предка сначала в дриопитековую обезьяну, затем в архантропа и, наконец, в Homosapiens происходила несколько миллионов лет; изменения фенотипа были микроскопическими, почти незаметными от поколения к поколению. Очевидно, подобный эксперимент в искусственных условиях не поставишь.
Или проблема зарождения жизни на Земле. Существуют несколько гипотез — генобиоз, голобиоз, идея «космической плесени», постоянства жизни и др. Но опять же не совсем ясно, какова истина. Эксперимент, проведенный в 1953 г. С. Миллером и Г. Юрии. Они воссоздали условия «первичной атмосферы» Земли (смесь метана, аммиака и водорода) и, пропуская через нее мощные электрические разряды, получили аминокислоты, произведя сенсацию. Но опять же сенсация породила больше вопросов, чем дала ответов.
История науки показывает, что научные истины могут меняться. То, что казалось неопровержимой аксиомой, спустя десятилетия отвергается. Научная картина мира подвижна и постоянно меняется.
Например, в начале XIX в. считалось, что атомы едины и неделимы. Спустя столетие, в начале ХХ в., было доказано, что атомы состоят из элементарных частиц и способны к радиоактивному распаду. Или еще более наглядный пример: как шутят физики, до изобретения велосипеда считалось, что устойчивое движение на двух колесах невозможно! Вполне допустимо, что некоторые аксиомы и фундаментальные научные положения спустя десятилетия будут опровергнуты развитием науки и от них откажутся.
В современной философии науки все больше распространяется концепция, что наука и некоторые представления религии могут взаимообогащать друг друга, иметь в ряде случаев общее поле для исследования. Подобного мнения придерживаются такие ученые, как Ф. Капра, Ю.П. Вигнер, М.Г. Уилкинс, Э.М. Ледерберг, Ч.Г. Таунс, Дж. Вайзенбаум и др.
Тем не менее церковь достаточно скептически, а часто и враждебно относится к нововведениям, науке и техническому прогрессу.
Как отмечает известный прогнозист И.В. Бестужев-Лада, сама специфика традиционного сознания связана с историческим опытом человечества, который свидетельствует: с древнейших времен до наших дней на сто или даже тысячу благих идей, сулящих разные блага в случае реализации соответствующих нововведений, обычно лишь одна оказывается действительно конструктивной, да и то не так, как представлялось ее первоначальному генератору, а так, как она объективно реализовалась впоследствии, зачастую очень непохоже, порой прямо противоположно замыслу инициатора. Подавляющее большинство прочих идей в действительности оказываются либо пустоцветными, либо социально опасными, вредными, гибельными [4].
Но в истории случалось часто, что церковью осуждались и те нововведения, которые затем широко распространились и преобразовали наш быт.
Факты
Приведем несколько фактов. Например, железные дороги вызывали когда-то неприязнь высших иерархов православной церкви. В XIX в. митрополит Московский Филарет пытался противодействовать постройке в России железных дорог, утверждая, что они наносят ущерб религиозному рвению богомольцев: пешее хождение к «святым местам» гораздо полезнее для спасения души верующего. В 1898 г. религиозные фанатики сожгли на Нижегородской ярмарке один из первых в России кинематографов, объявив его «творением дьявола». Протесты вызвал проект сооружения в Москве метро, рассматривавшийся городской Думой еще в начале ХХ в.: духовенство заявляло, что, оказавшись под землей, в «преисподней», пассажиры могут попасть в царство сатаны и погубить свои души.
Однако тенденция скептического отношения к научно-техническим проектам характерна не только для религиозного, но и для консервативного сознания в целом. Широко известен пример, когда один из первых автомобилей наехал на пешехода, даже во вполне светских газетах это вызвало массу негативных отзывов. В одной из них предлагалось, чтобы перед каждым автомобилем бежал пешеход, предупреждая о его появлении. А проекты танков, которые в начале ХХ в. предлагались их изобретателями в генштабы различных армий мира, отклонялись военными со скептическими улыбками.
Иной вопрос, насколько далеко может зайти неприятие научно-технических новаций? Одно дело — просто скептическое, взвешенное, порой ироническое отношение, совершенно другое — ярая враждебность и борьба.
Об отношении РПЦ к медицинским исследованиям
В современном мире религиозные деятели как правило не противопоставляют религию и науку.[1] Более того, на некоторых научных направлениях существуют «точки соприкосновения» между религией и наукой.
В РФ при Московском Патриархате создан церковно-общественный совет по биомедицинской этике, который озвучивает официальную позицию церкви относительно каких-либо экспериментов и исследований в медицине. Его оценки некоторых исследований достаточно любопытны.
В частности, на официальном сайте совета активно обсуждаются новейшие биомедицинские технологии: клонирование, фетальная терапия, трансплантация органов и тканей и др. В статье «Клеточная и тканевая терапия. Медицинская и православная оценка» отмечается, что богословское осмысление проблемы взаимоотношения между религией и наукой дает выверенное и красивое ее решение: наука — это всего лишь малая часть человеческих знаний о мире и о себе, промыслительно открываемая Богом для спасения человека. Научные данные любой области исследований — это подарок Бога человечеству. Для современной медицины основная цель — сохранение здоровья и улучшение качества жизни. Для Святого Православия это является всего лишь одним из средств в Богом данном арсенале путей спасения. «Бережное отношение к здоровью и жизни человека — вот общая платформа взаимодействия и взаимопонимания медицины и Церкви в современном мире» [5].
Авторы данной статьи отрицательно относятся к идее получения эмбриональных стволовых клеток (ЭСК) от эмбрионов человека в медицинских целях. Напомним, данное направление исследований считается одним из самых перспективных в современной медицине, и здесь возможен качественный прорыв: резкое увеличение продолжительности жизни человека и устойчивости организма к различным болезням. По мнению же авторов статьи, метод получения ЭСК от эмбрионов человека не может быть этически оправдан, т.к. при этом разрушается эмбрион. А разрушение человеческой жизни даже во имя прогресса медицины должно быть запрещено.
С одной стороны, данная оценка гуманистична. Особенно в России и странах «Третьего мира», где существует нелегальная торговля человеческими органами, расцвет терапии, основанной на ЭСК, приведет к усилению социального неравенства: бедное население станет «живым кормом» для продления жизни высших слоев населения. Марксистские лозунги о правящих классах как «кровопийцах трудящихся» приобретают в XXI в. буквальный смысл! Подобное не снилось даже Дж. Оруэллу и Е. Замятину. И оценка РПЦ этого явления как «каннибализма» [5] вполне оправдана. С другой стороны, медицина в большинстве культур и цивилизаций не обходилась без искусственного прерывания нежелательных беременностей. В традиционных обществах этим занимались всевозможные знахари, повивальные бабки и врачеватели, в индустриальных — официальная медицина. В этом плане если женщина по каким-либо причинам не желает родить ребенка, совершенно логично использовать эмбрион в медицинских целях.
Иной вопрос, является ли наше общество для этого достаточно нравственно зрелым, чтобы избежать массового злоупотребления? Очевидно, что российское общество таковым не является.
Один из возникающих вопросов — что даст на практике позитивная или негативная моральная оценка РПЦ какого-либо направления медицинских исследований?
Совершенно очевидно, что большинство из данных моральных норм могут служить лишь благим пожеланием и иметь рекомендательный характер; применение их в принудительном порядке способно возродить мрачные времена инквизиции и Жана Кальвина.
Часто наряду со здравой и взвешенной оценкой ряда положений современных исследований встречаются также оценки косные, ненаучные и явно архаичные, не соответствующие современной реальности. В этом плане, например, любопытным документом является «Заявление по поводу демографической ситуации в Российской Федерации» [6].
Характеризуя демографическую ситуацию в России как катастрофическую, авторы «Заявления» совершенно справедливо отмечают: при нынешних темпах депопуляции численность коренного населения европейской территории России уменьшится вдвое уже через 35—50 лет, не давая вскоре возможность удерживать собственные территории. Далее идут предложения.
Первое, что предлагают авторы документа, это «создать при Президенте Российской Федерации Совет по демографической политике с участием в нем представителей Русской Православной Церкви».
Будет создан еще один бюрократический орган? Какова же будет его позиция по вопросам демографической политики? Об этом можно предположить из дальнейшего текста документа.
Достаточно здравым является следующее предложение: «Предоставить Русской Православной Церкви возможность проведения через государственные СМИ целенаправленной информационной политики в защиту традиционных ценностей семьи и брака, морали и нравственности». Но есть и явно противоречивые предложения: «Законодательно закрепить недопустимость государственного финансирования абортов, производства и распространения средств по контролю над рождаемостью (контрацептивов)».
Если речь идет о частичном запрещении абортов и ограничении продажи контрацептивов, то реализация данных положений способна привести к некоему аналогу ситуации 1940—50-х гг., когда из-за запрета абортов было их массовое подпольное производство. Дефицит средств контрацепции как раз и приведет к росту числа нежелательных беременностей и нелегальных абортов «самых красивых в мире русских женщин». Если же речь идет просто о прекращении государственного финансирования данного вида медицинских услуг, что же, у нас и так фактически медицина платная, положение Конституции РФ о праве на медицинское обслуживание является фиктивным, — значит, прощай остатки социального государства!
Сомнительны и многие другие предложения этого документа.
Напомним, что депопуляция населения, малая рождаемость и переход к одно-двухдетной, а то и вовсе бездетной семье, характерен для большинства стран христианской цивилизации постиндустриального периода развития и обусловлен объективными социальными и культурными предпосылками.
Заключение
Подводя итоги, можно сделать следующие выводы.
Современная наука нуждается в морально-этической оценке своих действий. Полет мысли ученого, как правило, слишком радикален и революционен, направлен на научный прорыв, и исследователь часто не задумывается над последствиями опытов. В этом плане перед любым крупным ученым-новатором всегда стоит «призрак Франкенштейна».
Есть сферы научных исследований, прежде всего в медицине и биологии, в которых дать однозначную моральную оценку тех или иных опытов и экспериментов достаточно затруднительно. Здесь благим пожеланием будет, чтобы общество отнеслось к ним осторожно и соблюдался главный принцип — не навреди.
Современная цивилизация имеет несколько достаточно порочных принципов развития, которым часто служит наука: «культ потребления», «гонка вооружений» и ряд других. В этом плане религиозные осуждения научных экспериментов можно трактовать и как призывы изменить духовные основы нашей цивилизации.
Очень часто возможности науки опережают моральную зрелость человеческих обществ.
Религия в оценке достижений науки неизбежно консервативна и не всегда данный консерватизм является здоровым. Однако морально-этические соображения и оценки относительно научных экспериментов и изобретений со стороны церкви можно использовать в рекомендательных целях.
Литература
1. Леонтьев К.Н. Поздняя осень России. — М.: Аграф, 2000. — C. 45.
2. Леонтьев К.Н. Собрание сочинений. Т. 7. Восток, Россия и славянство. — СПб.: Деятель, 1913. — С. 187.
3. Хотенов А. Невероятные опыты по скрещиванию человека с обезьяной. [URL]: http://anomaliy.ru/article/20451/477
4. Бестужев-Лада И.В. Социальное прогнозирование. Курс лекций. — М.: Педагогическое общество России, 2002. — С. 60.
5. Клеточная и тканевая терапия. Медицинская и православная оценка. [URL]: http://bioethics.orthodoxy.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=151&Itemid=1
6. Заявление по поводу демографической ситуации в РФ. [URL]: http://bioethics.orthodoxy.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=5&Itemid=14
[1] Так, представители католической церкви заявляют, что преследования ученых инквизицией были трагической ошибкой. Русская Православная Церковь ставит себе в заслугу то, что она в свое время в меньшей степени, чем католическая инквизиция, преследовала ученых.
.png)
